В 1980 году громадный Пролетарский район (тогда – самый большой по площади в Донецке) располовинили. Отрезали кусок и назвали его «Буденновским районом». Один не слишком ответственный краевед рассказывал мне историю о своем знакомом, еврее Мише, с нетипичной для еврея профессией – подземный электрослесарь. Этот Миша жил как раз в одном из спальных районов Пролетарки. У него был друг-одноклассник, постоянно язвивший Мишу насмешками – мол, что ты за еврей, работаешь под землей и живешь на выселках. До 1980 года у Миши был железный ответный аргумент: «Зато я живу в самом большом районе города». После того, как крыть стало нечем, Миша впал в депрессию, стал худеть. Но потом поступил по-мужски. Сосредоточился, напрягся и путем сложнейших обменных манипуляций переселился на улицу 50-летия СССР, где и сейчас здравствует. С профессией вопрос решить оказалось сложнее. Помогли исторические процессы: шахту закрыли, и Мише пришлось уйти в мелкий бизнес, где, в общем-то, он неплохо устроился.
Мой товарищ Александр Тимошенко, известный половине города как «Темс», в свое время тоже смог проделать эту героическую эволюцию – исход из Пролетарки в центр. В результате, он получил многогранное видение города. И, как человек много думающий, сгенерировал теорию о том, что Донецк – город двойственный до такой степени, что уже в своем названии содержит противоречие. Соединяет утверждение и отрицание. Вслушайтесь: «ДаНетСк». По-моему, суть нашего городка в этой концепции схвачена чертовски верно!
Шел трамвай 15-й номер
Для знакомства с этими далями Темс предложил многоступенчатый план. Пунктом первым была поездка на трамвае 15-го маршрута, который идет от Буденновской площади до шахтоуправления газеты «Правда». С одной стороны, это позволяло довольно быстро достичь восточного предела городской сферы обитания, куда идти пешком – свое здоровье не уважать. С другой, в трамвае 15-го маршрута в предельно сгущенном виде представлен наш психотип.
Для знакомства с этими далями Темс предложил многоступенчатый план. Пунктом первым была поездка на трамвае 15-го маршрута, который идет от Буденновской площади до шахтоуправления газеты «Правда». С одной стороны, это позволяло довольно быстро достичь восточного предела городской сферы обитания, куда идти пешком – свое здоровье не уважать. С другой, в трамвае 15-го маршрута в предельно сгущенном виде представлен наш психотип.
До исследования Пролетарского района в моей коллекции донецких типажей насчитывалось 86 разновидностей. После путешествия в трамвае 15 маршруту их количество возросло до 127. В коллекции появились такие экземпляры, как, например, «питекантроп», «девушка-одуванчик», «пожирательница беляшей». Человеческое разнообразие на Пролетарке необыкновенно. Люди, по преимуществу, простые, без комплексов, что превращает трамвайную поездку в легкое приключение. Ко всему прочему, людей набивается, как на бесплатные концерты Рината Ахметова: как говорится, ни вздохнуть, ни ойкнуть. 15 маршрут в нескольких местах радикально опорожняется, но тут же заполняется вновь. И так – до самого конечного кольца, до улицы Слободской.
Мы будем несправедливы, если скажем, что на окраине Пролетарки – одни развалюхи. Вот – симпатичный хрущевский микрорайон. «Что это такое?» – спрашиваем у соседа по вагону. «12/18 Новострой», – отвечает нам сосед. Несколько кварталов многоэтажек построили в 60-х для персонала шахты 12/18 (позже ее переименовали в честь газеты «Правда») и поддерживают в сносном состоянии (сносном – не от слова «снос», в данном случае). В просветах между домами проглядывают увядшие магазины и пункты по приему стеклотары. Для существования – более чем достаточно. Но, как приличные люди, жители окраин отправляются за покупками на Пролетарский рынок.
Мы будем несправедливы, если скажем, что на окраине Пролетарки – одни развалюхи. Вот – симпатичный хрущевский микрорайон. «Что это такое?» – спрашиваем у соседа по вагону. «12/18 Новострой», – отвечает нам сосед. Несколько кварталов многоэтажек построили в 60-х для персонала шахты 12/18 (позже ее переименовали в честь газеты «Правда») и поддерживают в сносном состоянии (сносном – не от слова «снос», в данном случае). В просветах между домами проглядывают увядшие магазины и пункты по приему стеклотары. Для существования – более чем достаточно. Но, как приличные люди, жители окраин отправляются за покупками на Пролетарский рынок.
Сделав круг, едем туда и мы. Отдав дань одноэтажному безбрежью поселков шахт «Красная Звезда» и газеты «Правда», мы чувствуем себя, как Анджелина Джоли, совершившая гуманитарный вояж в Эфиопию. Люди вряд ли оценили наш порыв. Скользнув взглядом по нашим инородным телам, они продолжают свои разговоры. О погоде, дорожающих яйцах и вчерашнем выпуске передачи «Следствие вели с Леонидом Каневским».
Гайд-парк и пролетарский Богдан
По теории моего друга Темса, название «Объединенный» донецкому микрорайону дали из-за его «склеивающей» функции. До того, как он появился, юго-восточная оконечность Донецка представляла собой несколько поселков, разбросанных, как острова архипелага. Но построили Объединенный – и появилась непрерывная цепь жилья, а значит – реальная физическая связь. И, стало быть, только тогда Пролетарский район стал настоящим районом.
С этим спорить трудно. Объединенный исполняет роль «пахана» по отношению к соседним поселкам Ведь главное место всегда было там, где главный рынок. А кроме рынка, на Объединенном еще – два ДК (имени Горького и «Юбилейный»), и, в конце концов, райисполком. В тот июльский день, когда мы предприняли свой пеший поход, на райисполкоме красовался плакат с яркими цифрами «50». Замечено: районные праздники в Донецке отмечают долго. И чем дальше от центра, тем дольше радуются. Со времени полувекового юбилея Пролетарского района прошло уже два года…
Гайд-парк и пролетарский Богдан
По теории моего друга Темса, название «Объединенный» донецкому микрорайону дали из-за его «склеивающей» функции. До того, как он появился, юго-восточная оконечность Донецка представляла собой несколько поселков, разбросанных, как острова архипелага. Но построили Объединенный – и появилась непрерывная цепь жилья, а значит – реальная физическая связь. И, стало быть, только тогда Пролетарский район стал настоящим районом.
С этим спорить трудно. Объединенный исполняет роль «пахана» по отношению к соседним поселкам Ведь главное место всегда было там, где главный рынок. А кроме рынка, на Объединенном еще – два ДК (имени Горького и «Юбилейный»), и, в конце концов, райисполком. В тот июльский день, когда мы предприняли свой пеший поход, на райисполкоме красовался плакат с яркими цифрами «50». Замечено: районные праздники в Донецке отмечают долго. И чем дальше от центра, тем дольше радуются. Со времени полувекового юбилея Пролетарского района прошло уже два года…
Непосредственно перед зданием райисполкома, на лужайке в тени деревьев, мама играла с ребенком. Сцена немного напоминала Гайд-парк. Но стоило повернуться на 180 градусов – и заграничные ассоциации начисто разбивал вид гастронома «Горняцкий» (путем замены всего одной буквы в народе распространили весьма неаппетитный вариант его названия). Несмотря на то, что с разных сторон гастроном теснят мебельные салоны и страховые конторы, он держится. Не так много осталось в городе гастрономов…
Здесь – пуп Пролетарского района. А пуп этого пупа – памятник Богдану Хмельницкому. О его существовании подавляющее большинство дончан и не подозревает. Для них, все, что связано с великим воссоединителем, в городе заканчивается проспектом его имени. Это в центре, и это знают все. Памятник Богдану – невидимая миру экзотика, возникшая неизвестно когда и неизвестно почему. Зато известен автор – донецкий скульптор Павел Гевеке, ныне, увы, покойный. Скорее всего, пролетарский Богдан появился в начале 60-х. И скорее всего, в честь очередного юбилея Переяславской рады. Фотографии этого места, сделанные в 70-х годах, показывают нам куда более молодцеватого гетмана: бронзового, с булавой. Сейчас вся парадность с него облезла, оформлен он в неопределенных блеклых тонах, от булавы остался только обрубок, который можно принять за что угодно – от исторического свитка до волшебной палочки.
Здесь – пуп Пролетарского района. А пуп этого пупа – памятник Богдану Хмельницкому. О его существовании подавляющее большинство дончан и не подозревает. Для них, все, что связано с великим воссоединителем, в городе заканчивается проспектом его имени. Это в центре, и это знают все. Памятник Богдану – невидимая миру экзотика, возникшая неизвестно когда и неизвестно почему. Зато известен автор – донецкий скульптор Павел Гевеке, ныне, увы, покойный. Скорее всего, пролетарский Богдан появился в начале 60-х. И скорее всего, в честь очередного юбилея Переяславской рады. Фотографии этого места, сделанные в 70-х годах, показывают нам куда более молодцеватого гетмана: бронзового, с булавой. Сейчас вся парадность с него облезла, оформлен он в неопределенных блеклых тонах, от булавы остался только обрубок, который можно принять за что угодно – от исторического свитка до волшебной палочки.
За спиной гетмана в упадке – дворец культуры «Юбилейный», а там – объявление с призывом к молодежи собраться на «Караоке у Богдана» («прям на этом месте и совершенно бесплатно!»). Я немедленно вспоминаю историю, рассказанную мне одним борцом за русскую идею. В начале 90-х, когда тусовка противников украинизации искала себе подходящую площадку, помимо надоевшей площади Ленина, кто-то вспомнил о памятнике Хмельницкому на «Объединенном». Свежая идея всем понравилась, и договорились устроить следующую акцию у окраинного монумента. Приехала дай бог половина борцов, остальные сказались больными или убывшими. В следующий раз явились только самые идейные. Борьба с украинизацией грозила пресечься на корню. И тусовка вернулась на прежнее место, где расцвела с прежней силой. Огромные донецкие расстояния сжирают идеологию. Здесь, у объездной трассы, не до отвлеченных материй.
А между прочим, пролетарский Богдан – единственная конная скульптура в Донецке! Ничего удивительного: когда город начал обзаводиться своими героями, железный конь уже прочно пришел на смену крестьянской лошадке.
А между прочим, пролетарский Богдан – единственная конная скульптура в Донецке! Ничего удивительного: когда город начал обзаводиться своими героями, железный конь уже прочно пришел на смену крестьянской лошадке.
Неосознанная идеология
Прямо напротив Богдана – книжный магазин «Знание». По случаю воскресенья, он был наглухо закрыт, но сквозь пыльные окна четко просматривались традиции прошлого.
Назвав район Пролетарским, власти взяли на себя невысказанное обязательство придумать для его объектов подходящие названия. И постарались на славу. Вот самый поразительный пример. Главная улица Объединенного, чтоб вы не сомневались, Пролетарская. Там, где кончается микрорайон, она пересекается с Коммунистической. У перекрестка стоит супермаркет вездесущего Ефима Звягильского. На него указывает стрелочка с указателем «Ломбард». Это логично: в конце концов, если сильно хочется кушать, заложишь последнее…
Хмурые серые пятиэтажки буквально дышат коммунизмом. Идем мимо них, придавленные этим шаблонным величием. Вдруг во дворе какого-то предприятия (то ли АТП, то ли ЛТП) видим огромный бронзовый бюст Владимира Ильича, выкрашенный золотистой краской. Что с ним там делают, мы выяснять не стали, но состояние вождя показалось нам превосходным.
Я сказал, что идеология на донецких окраинах умирает. Нет, она здесь существует! Но существует неосознанно, в виде вещей и названий, о политической окраске которых никто не задумывается. Центр Пролетарского района не является бастионом марксизма-ленинизма. Он – живая иллюстрация того, к чему эволюционировало единственно верное учение. Серые мрачные многоэтажки, из окон выглядывают люди, не особо надеющиеся на светлое будущее. Их крупно обманули с датой победы коммунизма. После такого грандиозного «кидалова» они имеют полное право не верить ни во что.
Но донецкий оптимизм – вещь более непобедимая, чем советский коммунизм. На импровизированной остановке маршруток чья-то добрая рука вывела большими буквами: «Удачи!» И, как говорил Гришковец, настроение улучшается!
Миновав пестрые девятиэтажки соседнего микрорайона «Раздольный», мы прощаемся: мой гид, поностальгировав от души, на 10-м трамвае возвращается в центр, а я отправляюсь по Объединенному в одиночный рейд. Я надеюсь, вооруженный полученными знаниями, увидеть то, что обычно открывается дилетантам – необычное в обычном. Свежий взгляд способен отыскать жемчужины даже на скучнейшем хайвее, идущем через пустыню Невада. Но только не на Объединенном! Улица Литке (может быть, когда-нибудь она будет переименована в улицу Темса) не дает пространства для разбега фантазии. И цветники на ней есть, и даже лавочки, но сворачиваю на улицу Зверькова – и такое впечатление, что не сворачивал никуда. Жизнь продолжается в том же самом формате, и даже старое кресло, выставленное во дворе для всеобщего пользования, не придает пейзажу особой индивидуальности.
Заблудиться здесь – проще простого. И я иду на Чулковку. Вот там с колоритом – никаких проблем! Там свежему глазу есть за что зацепиться.
Здесь был Гиви
В одной из моих контор работала Наташа с Чулковки. Возвращалась она домой около восьми вечера, и выговорила себе право на служебную машину, упирая на то, что в такое время по чулковским улицам ходят только наркоманы. Не знаю, как насчет наркоманов, но лично мне Чулковка была известна в единственном смысле. Я знал, что в посадку, которая отделяет поселок от Объединенного, известный донецкий бандит Гиви Немсадзе привез в 1998 году своих бывших коллег, где после недолгого разговора все пятеро были застрелены из пистолета ТТ. Говорят, так в машине и закопали…
Здесь был Гиви
В одной из моих контор работала Наташа с Чулковки. Возвращалась она домой около восьми вечера, и выговорила себе право на служебную машину, упирая на то, что в такое время по чулковским улицам ходят только наркоманы. Не знаю, как насчет наркоманов, но лично мне Чулковка была известна в единственном смысле. Я знал, что в посадку, которая отделяет поселок от Объединенного, известный донецкий бандит Гиви Немсадзе привез в 1998 году своих бывших коллег, где после недолгого разговора все пятеро были застрелены из пистолета ТТ. Говорят, так в машине и закопали…
Получалось, на территорию Чулковки надо было вступать со священным трепетом. Но ничего такого я не чувствовал. Ясный божий день, в посадке пасутся козы. Может, точно так все было и в тот день, когда сюда приезжал на работу Гиви – не знаю, но тенистая рощица располагала скорее к мыслям о возвышенном, чем к мыслям о вечном.
На Чулковке у меня появилась гипотеза – почему Гиви выбрал эти края для решения вопросов. Мне все стало ясно сразу после того, как я наткнулся на отделение милиции. Такого отделения в Донецке я еще не видел, а в кино видел только в фильме «Зеленый фургон» – помните, там преступников держали в сарае с замком, открыть который мешала только добрая воля заключенных? Не буду зря клеветать на чулковских милиционеров – вполне допускаю, что службу свою они несут исправно. Но со стороны отделение милиции выглядит так, будто в него не заглядывали с того самого 1998 года. По крайней мере, оконные рамы в этом веке точно не красили. Хотя табличка с надписью «Милиция» – относительно свежая. Ну, это понятно: иначе никто просто не догадается.
На Чулковке у меня появилась гипотеза – почему Гиви выбрал эти края для решения вопросов. Мне все стало ясно сразу после того, как я наткнулся на отделение милиции. Такого отделения в Донецке я еще не видел, а в кино видел только в фильме «Зеленый фургон» – помните, там преступников держали в сарае с замком, открыть который мешала только добрая воля заключенных? Не буду зря клеветать на чулковских милиционеров – вполне допускаю, что службу свою они несут исправно. Но со стороны отделение милиции выглядит так, будто в него не заглядывали с того самого 1998 года. По крайней мере, оконные рамы в этом веке точно не красили. Хотя табличка с надписью «Милиция» – относительно свежая. Ну, это понятно: иначе никто просто не догадается.
Прогулки по Чулковке принесли еще несколько типажей в мою коллекцию. Например, «партизан из посадки». Мужичок с десятидневной щетиной вынырнул из зарослей под самым моим носом и, кряхтя, припустил прочь с чем-то вроде лома, завернутым в мешковину. Еще и оглянулся на меня пару раз опасливо – друзья часто мне говорят, что я похож на мелкого налогового инспектора. Заглянув в кущи, откуда появился партизан, я вздрогнул, увидев сожженную детскую коляску. Остается только догадываться, какие жертвоприношения тут совершались.
Можно было сказать какие-то очередные банальные вещи (вроде «и здесь живут люди»), но не стану. Да, и правда живут. И люди эти самые обычные – только квартирный вопрос их очень сильно на них сказывается. Я остановился у одного двора, где тетушка пропалывала огород. Попросил воды напиться. Тетушка угостила меня вкуснейшим квасом, поинтересовалась, кто таков. Я не стал кривить душой. Тетушка изумилась – что может быть интересного для журналиста на Чулковке, если здесь не режут и не убивают? Боюсь, я так и не смог объяснить…
Можно было сказать какие-то очередные банальные вещи (вроде «и здесь живут люди»), но не стану. Да, и правда живут. И люди эти самые обычные – только квартирный вопрос их очень сильно на них сказывается. Я остановился у одного двора, где тетушка пропалывала огород. Попросил воды напиться. Тетушка угостила меня вкуснейшим квасом, поинтересовалась, кто таков. Я не стал кривить душой. Тетушка изумилась – что может быть интересного для журналиста на Чулковке, если здесь не режут и не убивают? Боюсь, я так и не смог объяснить…
Невидимые нити
Я стою у ворот Пролетарского рынка. Если микрорайон Объединенный и правда «суперклей», собравший воедино окрестные поселки, то вырабатывают его именно здесь, в этих торговых рядах. Отсюда протянуты невидимые нити, которые заставляют ощущать себя единым целым десяткам тысяч людей, которые прекрасно могли бы обойтись друг без друга. Рынок формирует мир, мир создает традицию, традиция порождает легенду, из которой вырастает история. Объединенный и окрестности – мир, который только кажется невзрачным, и история, которой только на первый взгляд нет вовсе.
Я стою у ворот Пролетарского рынка. Если микрорайон Объединенный и правда «суперклей», собравший воедино окрестные поселки, то вырабатывают его именно здесь, в этих торговых рядах. Отсюда протянуты невидимые нити, которые заставляют ощущать себя единым целым десяткам тысяч людей, которые прекрасно могли бы обойтись друг без друга. Рынок формирует мир, мир создает традицию, традиция порождает легенду, из которой вырастает история. Объединенный и окрестности – мир, который только кажется невзрачным, и история, которой только на первый взгляд нет вовсе.
Уже дома, изучив источники, вычисляю, что Пролетарский район – второй в Донецке по площади (после Кировского) и пятый по населению (после Кировского, Калининского, Куйбышевского и Киевского). Среди подчиненных территорий – село Михайловка, в котором живет 55 человек. Оттуда люди попадают на Пролетарский рынок только по праздникам.
Еду домой на маршрутке 46-б. Каждый день она доставляет меня на работу с вокзала в начало Калиновки. Выходя на своей остановке, я всегда машинально провожал ее глазами, но никогда не задумывался – а куда она девается дальше? Видел пункт назначения – «Большая Магистральная» – и понимал, что это – так же далеко, как Гибралтар, и шансы попасть туда примерно такие же. И наверняка бы не увидел эту Магистральную, если бы не мой безумный проект.
Наша маршрутка проезжает мимо железобетонного забора с надписью «Станция метро «Пролетарская». По идее, здесь что-то строят. По идее, Объединенный – это тоже Донецк…
Евгений Ясенов