В выражениях не стесняется, и это даже ему идет – сильный мужик с огромными такими ручищами. Кажется, вот расслабился, что-то бубнит себе под нос. Но если вопрос ему интересен, голос вдруг становится бодрым, красивым, густым. Он хорошо помнит все – имена давних соперников и случайных приятелей, даты боксерских боев. И поступки тоже. Но плохо ни о ком не говорит, просто констатирует: да, было. Он так и не стал олимпийским чемпионом. В 80-ом посчитали, что слишком молод, успеет еще. В 84-ом к Олимпиаде готовился, но тут вмешалась большая политика – из советской делегации в Лос-Анджелес не поехал вообще никто. Спортивные функционеры не простили Ягубкину его дерзости, но не той, что проявлялась на ринге, а той, что делала его свободным от всяких условностей в жизни. Двести тысяч долларов выигрыша – в пользу эквадорских крестьян, пострадавших от наводнения. И ни копейки чиновникам спорткомитета, которые в ожидании возвращения Ягубкина с такой астрономической по тем временам суммой уже потирали руки. Потом был бизнес, наперстки. Много было всякого, да ничего не осталось.
– Может быть, вы знаете – где-то здесь живет Ягубкин, чемпион мира?, – спрашиваю у прохожего неподалеку от его дома.
– А чего тут делать чемпиону? Чемпионы в Киеве или за границей живут.
Ошибся прохожий. Ягубкин живет в обычной, когда-то, впрочем, престижной, девятиэтажке с загаженным лифтом. В квартире не то, что евроремонта нет, не было давно уж вообще никакого. Зато есть двое симпатичных мальчишек (старшие дети уже отделились), которые, видно сразу, растут в любви и понимании, и собака, которой можно все. Дверь в квартиру закрывается редко, и перед ней обычно полно обуви – гости в доме не переводятся. На двери объявление: «Наша радость от вашего посещения не знает границ».
«Я ненавижу чиновников. Кто дрался на ринге, в чиновники бы не пошел»
– Если бы в ваше отсутствие кто-то вошел в эту квартиру, вряд ли догадался бы, что здесь живет чемпион мира. Чемпионы так не живут…
– Ну а я живу так. Нормально живу. В тридцать семь лет закончил со спортом, сейчас мне сорок шесть. Я заслуженный мастер спорта СССР, а где сейчас СССР? Я уже давно пенсионер, но пенсию не получаю. Им трудовая книжка моя нужна. Зачем им книжка, если все записи в спорткомитете есть? Я девять лет в сборной был, награжден такими правительственными наградами, что с пенсией мне вообще работать было бы ни к чему. И за квартиру пришлось платить меньше, и за коммунальные. Но я устал уже, хватит. Хотел пособие на детей оформить – какое там! Мне дали такой длинный список документов, справок разных, что я вообще махнул рукой. Почему я должен просить? Родился ребенок – дайте деньги. Не нужна мне их помощь, сам разберусь. Ненавижу чиновников. Кто дрался на ринге, в чиновники бы не пошел. Хотя один человек среди них был достойный – председатель донецкого областного спорткомитета Кучеров. Классный был чиновник, нормальный человек, хозяин. Хоть и на ковер меня не раз вызывал, давал наставления – не имеешь права на родине проиграть. А я как раз и проиграл этот бой.
– Пенсии, значит, нет. Двое маленьких сыновей, да еще и старшие дочь и сын, вы с женой не работаете. Но жить-то как-то надо…
– А я и сам не понимаю, откуда деньги появляются. Бывает, идешь в магазин, у девочек в долг возьмешь что-то, а на следующий день возвращаю. Кручусь понемножку. Бизнес отдал – не бизнесмен я. Кредит мне предлагали хороший, но я не взял.
– Старые друзья не забывают?
– Не забывают… И я их тоже. Криминал меня уважает. Знакомых ребят много сидит, среди них и спортсмены есть. Я не смотрю, кто сидит и за что, помогаю, чем могу, даже чужим. Если поддержать нечем, иду к директору магазина – чайку соберем, еще чего-то, Люди помогают с удовольствием, им все равно, что налоги платить, что ребятам помочь. Как бы Богу налоги платят, для успокоения души.
– А как вы узнаете адреса помощи?
– Малявы передают, знают, что не откажу. Один пацан четырнадцать лет отсидел, вдруг приезжает – я его не знаю вообще! Освободился, нашел меня – привез поесть, попить, нарды подарил.
– Криминал по старой памяти уважает? Вы ведь выросли на Петровке – тот еще район!
– Когда я стал чемпионом мира, в интервью так и сказал: “Петровка – самый красивый район Донецка”. Да, пацаны у нас там с характером. В бокс из центра не идут, идут с шахтерских районов. Там маминых сынков меньше. В шахту же не каждый полезет, а этих только в стойку поставь, научи, и они все, как надо, делать будут. Я с Петровки, Александр Ткаченко, Владислав Засыпко, кстати, тоже – я с ним познакомился на сборах, когда еще пацаном был. Я в боксе с седьмого класса. Меня брат двоюродный привел в секцию. Я до этого в кукольном кружке занимался, футболом увлекался, плаванием, пока мама мне не запретила – я колено сильно разбил, даже пришлось зашивать. В общем, мама за меня испугалась и решила меня поберечь. Так, можно сказать, с ее легкой руки я и попал в бокс. Двоюродный брат уже месяц в заводскую секцию ходил, и меня привел.
Тренер мой, Котов, сразу меня в обработку взял и сделал чемпионом мира. Когда Котов уезжал, я занимался у Третьякова. В старшей группе тренировались прекрасные боксеры – Будырин, Галушко. Оба уже умерли. Женя Белоусов еще был, я слышал, он погиб. Многих моих товарищей по боксу уже нет – образ жизни, к сожалению… Вообще боксеры долго не живут, у них же год за три идет. Удары по голове, нокаут. А что такое нокаут? Микротрещина шейного позвонка.
– И как мама пережила ваше новое увлечение?
– Александр Михайлович Котов, помню, домой к нам пришел, все маму уговаривал, чтобы разрешила ходить на тренировки. Она как-то смирилась, но сказала, что если буду плохо учиться, заберет меня из бокса. А я как раз учиться стал лучше и все успевал. Бокс придал мне уверенности, собранности. Потом пошло, как по маслу, начал выигрывать, проигрывал редко. А вообще родителей я побаивался, они у меня строгие. Наказывали часто, но, правда, жалеючи. А я совсем не строгий с сыновьями.
«Тайсону повезло – мы с ним не встретились»
– А что за фамилия такая особенная – Ягубкин?
– Я думаю, она пошла от города Губкин, есть такой под Москвой. Может, перекличку делали: “Кто из Губкина?” – “Я – Губкин!”. Так и фамилия образовалась. Родители мои в Донбасс на заработки съехались, мать из Курска, работала машинистом подъема на шахте, отец из Оренбурга, забойщик. Сейчас оба на пенсии. Я для них никогда ничего не просил, квартиру районные власти дали им без моего участия, когда я стал чемпионом мира. Вы ничего плохого обо мне не пишите, чтобы родителей не расстраивать.
– Да и так уж писали всякое. Материал в “Советском спорте” под названием “Золотая перчатка под серебряным наперстком” в свое время много шума наделал.
– Да, после этой публикации закончилась моя спортивная карьера.
Со мной расквитались за одно дело и уволили из сборной СССР, а я начал крутить наперстки. Запрещающего закона не было: хочешь – играй, не хочешь – не играй. Рядом на столбе висело предупреждение о том, что это обман, люди читали, но все равно не проходили мимо нас. Зарабатывали мы легко, но случались и крупные проигрыши. В милицию попадал иногда, но все заканчивалось штрафом в пятьдесят рублей. В то время меня пригласили в Японию, готовиться к матчу с Майком Тайсоном – чемпион мира среди любителей против чемпиона мира среди профессионалов. Я подписал контракт, стал оформлять документы на выезд, а тут эта статья в газете… Так я стал не выездным. В общем, Тайсону повезло – мы с ним не встретились. Потом меня еще в Израиль приглашали, но я отказался, потому что никуда уже не хотел. Не то, чтобы бокс надоел, устал, наверное, начала сильно болеть спина, я и сейчас еле хожу. Травмы дают о себе знать, особенно на погоду.
– А за что расквитались с вами, когда из сборной уволили? Не за тот ли случай с эквадорскими крестьянами? Они вас, наверное, помнят до сих пор. Вы им сделали поистине царский подарок.
– Да уж, четыреста тысяч долларов. В Эквадоре тогда случилось наводнение, и пострадало много людей. Я приехал для спарринга, чтобы подготовить к будущим соревнованиям эквадорца Луисо Кастилио, тренировался со сборной Эквадора также. А потом мне предложили бой, я его выиграл и получил четыреста тысяч. Я понимал, что спортивные функционеры в Москве эти деньги у меня сразу отберут. Я это знал, потому что за выигрыши в матчах СССР-США (я в них четыре раза участвовал) платили по двести рублей. Поэтому всю выигранную сумму наличными и выложил. Это было мое решение, оно пришло в голову за одну секунду. Тренер мой обалдел: «Ты что делаешь?!». Представитель спецслужб, который нас с Котовым сопровождал, чуть в обморок не упал. Он нас контролировал, чтобы мы там не остались. Хорошо свои функции выполнял, и в рапорте все отразил, как положено. Были потом разборы полетов. О том, что мы ездили в Эквадор, никто не знал, только ребята из сборной. И пресса о моем дерзком поступке не писала поэтому. Но эту поездку я запомнил навсегда. Эквадорцы нас встречали, как дорогих гостей. Они русских не видели, даже посольства нашего там не было. Я из гостиницы в город старался выходить как можно меньше, потому что за мной бегал следом весь город. Что-то покупаешь – денег не берут. До нас там пловец наш был, так с ним тоже носились. Мы для них – экзотика.
«С Ильей Матэ нас многие путали, даже милиция однажды – искали меня, а по ошибке на него попали»
– Силу приходилось когда-нибудь применять за пределами ринга?
– Приходилось, хотя можно было этого избежать. У всех, кто пострадал от моих кулаков, прошу прощения. На танцах дрался немного, районом на район ходили. «Бакланка» – знаете, что такое? Нажраться в ресторане, нагуляться и подраться. И мне в таких драках попадало. Об одном случае даже газеты писали. Это было в Мариуполе, очень давно. Сидел я в ресторане, неподалеку – компания. И вдруг в меня кто-то графин бросил. В общем, местные ребята перепутали меня с каким-то моряком. Ну, я их всех и положил. Когда идет такая драка, правила бокса не работают. А потом мы с ними подружились. Вообще боксеры добрые, потому что вся злость на ринге выходит.
– У вас ведь младшая сестра есть. Тоже, наверное, защищать приходилось?
– Нет, она у меня такая, что сама, кому хочешь, отпор даст. А теперь она живет в Краснодарском крае.
– Говорят, вы летчиком могли бы стать?
– Так я и есть летчик, подполковник ВВС в запасе. Я окончил металлургический техникум в Донецке, и меня обхаживали из ЦСКА, чтобы забрать в Киев для прохождения армейской службы. Но я решил пойти в славянское авиационное училище, где находилась военная кафедра общества «Авангард» (я потом часто за него выступал). Хорошее было время, я его с удовольствием вспоминаю. Пилотировал самостоятельно АН-12, между прочим. Но специалистом я, конечно, не стал. И летная форма не сохранилась у меня – я ее двоюродному брату подарил, очень она ему нравилась, так в форме брата и похоронили. В прошлом году я ездил на сорокалетие авиационного училища, с ребятами хорошо посидели, все вспоминали. Потом я учился в Киевском институте физкультуры, но с пятого курса ушел – не хватало времени заниматься. Деканом заочного отделения был Виталий Дмитриевич Полищук (привет ему от меня через газету!) – в прошлом штангист, олимпийский чемпион. Он у себя в кабинете на руках поломал много людей. Кто-то заходит, а он: иди сюда, поборемся, посмотрим, какой ты чемпион. Никто не мог его одолеть… Я в институте хоть сейчас могу восстановиться, но только зачем мне это теперь?
– Чемпионы чаще в столицах оседают или даже за границей. Вы – в Донецке, где людей такого масштаба по пальцам пересчитать можно. Бываете на светских тусовках, в президиумах разных?
– Нет, с донецкой элитой я не встречаюсь. С Бубкой, когда он жил в Донецке, общались. Как-то даже его от мафии спас. Криминал положил глаз на его премиальные. Наехали жулики, хотели денег снять. Я с криминалом пообщался, и его оставили в покое. Он меня в благодарность потом отлично экипировал. Бубка этого факта не скрывает, даже в своих интервью об этом рассказывал. Серега хороший, не редиска. Думаю, если бы я к нему с каким-то вопросом обратился, он бы мне не отказал. А еще мы с Виталиком Старухиным дружили, он, как и я, здорово шампанское любил. Заходит в гости иногда Саша Дорошенко, библию в подарок мне привез. Это единственный, наверное, из боксеров, который ушел в религию.
Я иногда выезжаю. В Магадан летал как почетный гость. Билет почти восемьсот долларов. Клуб Елисеева дорогу до Москвы оплатил, а из Москвы до Магадана – Цветков, губернатор их бывший, теперь уж покойный. Он лично меня пригласил. Встречали меня очень даже хорошо. В тех краях много наших земляков живет, из Донбасса, так они меня передачами для родных нагрузили по полной. На обратном пути из Магадана чуть не разбились – произошла разгерметизация салона. Я-то в авиации кое-что понимаю. В общем, сказал себе, что самолетами больше летать никогда не буду. С Дмитрием Елисеевым видимся, но нечасто. Недавно приезжал тренер сборной Италии по боксу, и много ветеранов было. Пообщаться всегда приятно. С Юрием Александровым давно дружим, я у него в Москве на дне рождения был. В этом году Сергей Радкевич позвал в Ейск на соревнования, я не мог ему отказать. Турнир был посвящен годовщине вывода войск из Афганистана. Там я всех своих старых друзей повидал. С олимпийским чемпионом Ильей Матэ вижусь иногда – он в Донецке, все у него нормально. Нас с ним, кстати, многие путали, даже милиция однажды – искали меня, а по ошибке на него попали. «Волги» были у нас одинаковые и с похожими номерами.
– А еще все знают, что у вас имеется верный друг по кличке Пластик. Имя у него есть?
– Сергей Кальянов, был когда-то отличным борцом, чемпионом СССР по борьбе в юношеском разряде. Жил практически на улице, ну я его по пьяне и «усыновил», мы с женой так решили, и он у нас, как дома себя чувствовал. Мы вместе и наперстки крутили. Сейчас у него проблемы с ногой, он инвалид.
– С братьями Кличко, как коллеги по рингу, отношения поддерживаете?
– Один раз я с ними пересекался на чемпионате мира по кикбоксингу в Киеве. Меня пригласили как почетного гостя. Виталий подошел и взял у меня автограф, это было в 1995 году. Как-то Кличко меня позвали на турнир – он 26-го апреля начинался, а у меня день рождения 25-го. Я после праздника ночью в машину – и на Киев. Приехал, а Кличко – нет. Они не приехали на свой собственный турнир. Когда Кличко выступает, я всегда на его соперника ставлю хорошие деньги, хоть и знаю, что проиграю. Политика и спорт, может, конечно, и совместимы, но не так, как это делает Кличко.
– Ринат Ахметов тоже боксом увлекался по молодости. Вы с ним знакомы?
– В юности общались. Он бокс и до сих пор любит. Ахметов сейчас – масштаб, а я уже не масштаб. Я за футбол не болею, но очень хочу, чтобы «Шахтер» побеждал в серьезных играх. Меня, между прочим, в «Люкс» (донецкая резиденция Рината Ахметова – ред.) на работу приглашали, но я не пошел. Я свободу люблю.
«Я гадалке пообещал: родится сын, я тебе деньги вышлю. Она не обманула, и я тоже – когда первый сын родился, выслал ей сто рублей»
– От прежней красивой жизни хоть что-то у вас осталось?
– А как же – дача на «донецком море». Я когда ее строил, вокруг домов почти не было, а сейчас олигархи такого понастроили!.. Но выше моего дома все равно ничего нет. Раньше у меня и машина хорошая была, но сын разбил, и теперь я на «девятке» езжу. Старенькая, но надежная.
– Соседи-то понимают, что с ними в лифте чемпион мира по боксу ездит?
– Может, и знают, но вида не подают. А на улице узнают до сих пор. Я к фанатам нормально отношусь. И вообще, я человек общительный, Телец по гороскопу, а Тельцы всегда добрые. У нас дверь в квартиру не закрывается почти – все время гости. Но новых друзей у меня нет, только старые.
– Старые друзья, старые связи. А старшего сына от армии не освободили почему-то…
– Я хотел, чтобы Саша отслужил в армии. Когда его мать умерла (Наталья, первая жена Александра Ягубкина – ред.), ему было пятнадцать лет. Возраст такой… А армия – это школа. Его забрали в десантные войска. Саша уже женился, у него дочка в апреле родилась. Учится в Донецком институте физкультуры, подрабатывает в охране. Цыганка нагадала, что у меня будет три сына. Это было в Сухуми на сборах в 85-ом. Привел меня к ней известный боксер Самсон Хачатрян. Я гадалке пообещал: родится сын, я тебе деньги вышлю. Она не обманула, и я тоже – когда первый сын родился, выслал ей сто рублей. Так и получилось – пацанов у меня трое. Все мальчишки на букву «А» – Александр, Антон, Андрей. Среднего сына мои друзья-борцы к себе зовут. Говорят, хороший будет тяж. Но пока он ходит на плаванье. Антон и Андрей уже сейчас готовы для спорта – растяжка есть, в стойку правильно становятся. Но рано еще их отдавать в большой спорт, пусть попрыгают, поплавают, мяч погоняют. А годам к двенадцати, когда будет хорошая координация, посмотрим, чем заняться. Вдруг бильярд заинтересует? А что, там призовой фонд не хуже, чем в боксе бывает. Но если бокс, я их только к тренеру своему, к Котову отдам, больше никому.
– С боксерской грушей давно разминались?
– Дома висит маленькая, детская. Дети балуются, собака, а я к ней и не подхожу. Я с удовольствием в бильярд играю, смотрю соревнования по телевизору.
– В школе сыновьям фамилия помогает?
– Не знаю. Учатся они на равных со всеми, на фамилию никто внимания не обращает. Может, учителя и знают, чьи они дети, но вида не подают.
«Боксеры в большинстве холостяками были, за них решать вопросы было некому»
– Вы по миру поездили, не было желания остаться где-нибудь на солнечном берегу? Уж вам бы занятие везде нашлось – тренировать могли бы.
– Я из Донецка никогда не уехал бы, город свой не брошу. Был в Америке несколько раз на сборах – не понравилось. Домой приехал, в «Юбилейный» (популярный в прошлом донецкий ресторан – ред.), расслабился – хорошо!..
А чтобы тренировать, нужно педагогический талант иметь – у меня его нет.
– Кто из ваших товарищей по боксу сегодня хорошо устроен?
– Нет таких. Вот футбол – другое дело. Это был обкомовский вид спорта. С футболистами всегда нянчились. Они как свои вопросы решали? Через жен. Жены перед игрой двери обкома запросто открывали, а футболистов самих там и не видели, они в это время по полю бегали. Боксеры в большинстве холостяками были, за них решать вопросы было некому. Случались моменты, когда я тоже дверь в обком ногой открыть мог, но я этого не делал. И никогда ничего не просил. Зарплату нашу стипендией называли. Я сначала сто восемьдесят рублей получал, потом уже триста пятьдесят. Тогда это приличные деньги были. Хорошее было время. И погулять хватало, и одеться.
– Вот объясните: ну как можно отправить соперника в нокаут, а потом ему руку жать?
– Еще как можно – с уважением. Никто из соперников не стал для меня врагом. Потом и отдыхали вместе после боя. У своего соперника Вячеслава Яковлева я в Ленинграде даже на свадьбе побывал. Я выиграл три чемпионата Европы, а четвертый, в Италии, мне выиграть не дали. Функционеры, гады, схавали, даже телевидение к этому подключили, и бой не показали, сказали, что у телевизионщиков забастовка. А я тот бой реально выиграл. Это был конкретный заказ. Восемь лет я их колбасил, восемь лет… Но всех своих соперников, конечно, уважаю.
– Боксеры о внешности не беспокоятся? Все-таки бьют по лицу…
– Я о красоте не думал никогда. Мужская сила – в плавках, ну так ведь? Нос мне ломали не часто, один раз на тренировке, и еще в детстве палкой по носу ударили. Боксер себя в жертву приносит. В 84-ом на Кубе я согнал семнадцать килограммов. Больше месяца не заходил в столовую, мне в номер еду приносили. Сначала весил сто семь, потом – девяносто один. Все сборники бывшего СССР – физически больные люди, да и моральное напряжение здоровья много отнимает.
– У вас ведь не только победы были, но и проигрыши, хоть и редкие. Сильно переживали?
– Проигрывал иногда, ну и что? Что в этом страшного? Некоторые в сборной после проигрышей истерику устраивали. У меня этого не было. Проиграл, пошел, расслабился, потом опять выиграл. Мне как-то все легко давалось, может, Бог помогал, не просто так. Мне говорили, что когда я в сборную пришел, как-то веселее стало. Я классный был тяж. Спросите у тех, кто мне проигрывал. Я дневник вел, записывал свои бои, а потом бросил писать – на двести шестидесятой победе.
Татьяна Стеклова