В сентябре знаменитый донецкий скрипач Виктор Маевский отмечает 40-летие творческой деятельности. Мы встретились с этим замечательным человеком, которому есть что вспомнить о Донецке…
– Виктор Константинович, давайте начнем с самого начала…
– Родился я в Грозном, где пошел в школу обычную, и начал учиться в школе музыкальной по классу скрипки. В Грозном мы жили до 1968 года, когда встал вопрос – а что делать с моим музыкальным талантом дальше? Консерватории в Грозном нет, нужно было искать другие города проживания. А в Донецке у нас были родственники. Один из них – мой дядя Михаил Лифшиц – был солистом нашего театра оперы и балета и вообще заметным человеком в культурной жизни города. Например, он как заместитель директора областного дома работников культуры, содействовал образованию джаз-клуба и всячески помогал его основателю Виктору Дубильеру. Впоследствии он опекал Вадима Писарева на раннем этапе его карьеры.
– Вы тоже посещали заседания джаз-клуба?
– Да, в одно время – регулярно. Хотя я по образованию – чистый “классик”, но и эта музыка была мне очень интересна. Кстати, у меня была в студенческой среде кличка “Монти”, похожая на джазовую (на самом деле она возникла потому, что я быстрее всех играл знаменитый “Чардаш” итальянского композитора Витторио Монти).
– Вам понравился город?
– В Донецк я влюбился еще в 1962 году, когда впервые побывал здесь. По сравнению с ним Грозный казался просто деревней. Здесь – просто сказка: такие широкие светлые улицы, столько зелени! Это был другой, лучший мир. И здесь, главное, был филиал Харьковской консерватории, и уже тогда обещали, что в Донецке со временем появится своя, самостоятельная консерватория, где я мог реализовать свои музыкальные способности. А к тому времени уже и моим родителям, и мне самому стало ясно, что их строит развивать. К этому всех нас подтолкнула одна история, случившаяся во время отдыха в Ялте. На лето нам в музыкальной школе задавали всякое – этюды, гаммы и так далее. Родители настаивали, чтобы я и на отдых брал с собой скрипку. А в Ялте договорились, что я буду репетировать в одном клубе. И вот однажды во время одной из репетиций замечаю в зале мужчину. Сидит и внимательно слушает, и не уходит. Оказалось – это профессор Московской консерватории Юрий Исаевич Янкелевич, знаменитый скрипач. И когда за мной зашли родители, он им так сразу и заявил: “Этого мальчика нужно учить по-настоящему. Привозите его к нам в Москву!” Ну, отпустить меня одного так далеко родители все же побоялись, но поняли, что у меня действительно талант, раз Янкелевич сказал. Донецк и был выбран как компромиссный вариант: не очень далеко, есть родня, можно осесть и есть филиал консерватории.
– Какое место в Донецке стало для вас любимым?
– Любимым местом в Донецке и у меня, и у множества других людей была улица Артема, особенно в выходные дни по вечерам – ее с 19 часов перекрывали для транспорта, и она становилась пешеходной на протяжении от библиотеки Крупской и до самого ДМЗ. Какие там были гуляния! Просто яблоку негде было упасть, в самом прямом смысле слова. Мы, студенты и студентки, собирались у библиотеки, в сквере у оперного театра. Могли долго сидеть там, болтая и наблюдая за тем, как публика фланирует мимо. Это происходило почти каждый вечер, но это не надоедало – и это было здорово! Обсуждали все темы, которые волновали тогда молодых людей. Делились музыкальными новостями, обрывками информации о “Битлз”, позднее – “Дип Перпл”, “Лед Зеппелин” и тому подобной музыке. И сами тоже гуляли, конечно. Причем наряжались на эти прогулки, как на концерты не наряжались! Надевали рубашки с модными тогда жабо, стильные брюки, самые дорогие костюмы. Помню одного щеголя, который даже с тросточкой по улице Артема выхаживал – и все смотрели на него со смесью восхищения и недоумения. Знаете, и атмосфера совсем другая была вокруг этих гуляний. Не было драк, криминала, пьянства. Я мог возвращаться домой в четыре утра – и быть уверенным, что ко мне никто не придерется на улице. Девушка могла совершенно спокойно одна возвращаться домой после вечеринки. Весь донецкий бандитизм начался несколько позже…
– Наверное, все шли на улицу из-за того, что было мало кафе и ресторанов?
– В рестораны было не попасть. Их было мало. Кстати, там работали просто великолепные музыкальные коллективы. Как правило, с медной группой, с сильнейшими вокалистами, причем все это исполнялось еще вживую, без электричества – аппаратуру только начали применять. Это было по-настоящему здорово!
– Отвлечемся от досуга, вернемся к вашей учебе. Итак, вы окончили музыкальное училище…
– …И после этого я – кстати, единственный из своей группы – был взят на работу в филармонию, в ее оркестр. Этому способствовал мой преподаватель профессор Шейнин, ранее – концертмейстер этого самого оркестра. Он продемонстрировал людям из филармонии мои способности, в частности, “читку с листа” – то есть, я исполнял любое произведение с ходу, в первый раз увидев ноты. Это свое умение я постоянно совершенствовал и не имел в этом деле равных, скажу без ложной скромности. В общем, мой уровень удовлетворил руководителей филармонического оркестра, и я был взят сразу первой скрипкой. В это же время, в 1971 году, началась и моя ресторанная карьера. Этому способствовал мой дядя, к которому я обратился в поисках какой-то подработки. Он вспомнил, что в ресторане “Уголек” директором работает его знакомый по оперному театру Деменко Юрий Яковлевич. Он тогда был самым молодым директором ресторана в городе – но уже имел обширнейшие связи, а “Уголек” был единственным донецким заведением, работавшим до часу ночи. И как раз в 1971 году его реконструировали, приспособив под специальную шоу-программу, придуманную самим Деменко. О, это была такая фишка “Уголька”! На открытие приехали люди из обкома, горкома партии. Начиналось все красиво: официантки в шикарных таких кокошниках спускались с подносами по лестнице, пели и обходили гостей. Это было очень красиво!
– Но какова же была ваша роль во всем этом?
– Когда Деменко прослушал меня, сразу сказал: “Даю тебе два номера в шоу-программе. 140 рублей тебе хватит?” Хватит ли мне? Ну еще бы – 140 рублей в то время было хорошей зарплатой. И получалось так. В 10 часов вечера, ну максимум – в пятнадцать минут одиннадцатого у меня заканчивался концерт в филармонии. И я несся стрелой, вниз по Комсомольскому проспекту – надо было успеть к без пятнадцати одиннадцати, когда шел мой первый номер в шоу-программе. Она была яркой, красочной – и кого там только не было! Всех эстрадных знаменитостей, приезжавших в Донецк, туда старались заполучить. Как-то прихожу в “Уголек”, смотрю – в уголке на стульчике сидит какой-то неприметный человек и тихо-тихо так на гитарке наигрывает. “Кто это?” – спрашиваю у коллег. “Как? Ты не узнаешь? Это же Высоцкий!” – говорят они мне. Так я выступил в одном концерте с этим легендарным человеком – хотя тогда магия его имени была совсем не так сильна, во всяком случае, сам я толком о нем ничего и не знал.
– Итак, ресторан вам ежемесячно добавлял к зарплате 140 рублей…
– Помимо того, что платил директор, были еще и дополнительные заработки. Денежные люди из публики после окончания шоу-программы могли заказать нам что-то по своему желанию – что-нибудь одесское, например. Тогда уже шли просто танцы, и меня оставляли, чтобы я поиграл немного. А скрипка пользовалась спросом – еще бы, в Донецке это была экзотика, только в старом “Юбилейном” я помню седого скрипача, имя, правда, запамятовал. И все! В общем, получался дополнительный заработок. Иногда за один заказ платили 25 рублей – а это были сумасшедшие деньги, на них я мог спокойно накормить и напоить, например, компанию из четырех человек, еще и осталось бы!
– Долго ли продолжалось это счастье?
– Совсем недолго. В ноябре 1971 года я сам написал заявление в военкомат, чтобы меня забрали в армию. Были на то личные причины. В общем, попал я во внутренние войска, а после учебки меня направили в поселок Сосьва Свердловской области. Тут мне повезло, и опять помогла скрипка – меня с радостью взяли в военный оркестр, а поскольку там были без хорошего музыкального образования, то я почти сразу стал военным дирижером – майорская, кстати, должность! Я создал концертный духовой оркестр. Пошли гастроли по подразделениям, попадали в такие глухие таежные места, где наше появление было единственным ярким событием в течение многих лет. Потом, по просьбе командира, создал эстрадный ансамбль нашей части под названием “Элегия” – лучший в округе. По субботам и воскресеньям работали на танцах для местного населения. В общем, когда я увольнялся, провожать меня вышла вся часть. Мне командование предлагало пойти в Московскую консерваторию стипендиатом, но с условием, что я вернусь в часть. Но, подумав и все взвесив, я решил вернуться в Донецк.
– Где продолжили работать в ресторанах?
– Не совсем так. Здесь я поступил в консерваторию. Но уже на первом курсе в нашем кругу друзей-студентов прошел слух, что в ресторан “Нистру” на Калиновке набирают музыкантов. Я предложил коллегам прослушаться. Специально разучили молдавские мелодии – я в библиотеке Купской взял баянные ноты, мы их освоили и так все это выдали на прослушивании, что нас взяли без разговоров. Заведовавший “Нистру” Кушнарев, известный всему городу как начальник “Плодовощторга”, был от нас просто в восторге. Состав у нас действительно был замечательный, и музыканты все впоследствии реализовались, а еще у нас был солист с самым настоящим оперным голосом, он так исполнял романсы, что публика буквально таяла. Несмотря на то, что “Нистру” находилось не в центре, а уже почти на автомагазине, в публике недостатка не было, и надо еще было умудриться попасть сюда. Нас любили, и этот период, пусть и недолгий, все равно я вспоминаю с особенным теплом. Хотя иногда эта любовь и оборачивалась не совсем приятной стороной. Время шло, нравы менялись, и уже приходилось исполнять номера по индивидуальному заказу, подходить к столику “нужных людей”, играть специально для них. Это тогда еще было непривычно, ощущалось как какое-то лакейство – хотя заказчики нас никак не унижали, относились к нам уважительно.
– Но, в конце концов, вы вернулись в центр?
– Да. Следующим местом моей ресторанной карьеры стар бар “Шахтерский” – в верхней части проспекта Ильича, над магазином “Злата Прага”. Совмещать с работой учебу становилось все труднее, и пришлось мне на третьем курсе переводиться на заочное отделение. А потом я через знакомых узнаю, что открывается кафе “Театральное”, и там страшно хотят скрипку. Руководил этим заведением Айказ Сидракович Язычьян – колоритнейшая фигура, замечательный человек, которого в ресторанном донецком бизнесе знал каждый. Он хотел сделать из “Театрального” что-то неповторимое. И ему это удалось – не без нашей скромной помощи. Там мы выступали вдвоем с Вовой Жарковым, уже покойный, его все тогда звали “Рыжим”, играли на две скрипки – этого в Донецке действительно еще никто не видел! Играли все – и классику, и джаз, популярность у заведения была невероятная – даже продавали билеты заранее, иногда за месяц вперед все было заказано. Та репутация, которую “Театральный” приобрел потом – этого тогда еще не было, никакой бандитской публики, а если кто-то такой и забредал, то он вел себя скромно и не был заметен. Этот контингент тогда еще не набрал силу, не почувствовал своей безнаказанности и очень уважал милицию. “Театральное” было очень хорошим кафе – и кухня была великолепная, и варили настоящий кофе по-турецки, такого в Донецке было не сыскать. Айказ в торговле считался очень сильным человеком, с головой, мог достать все и мог все организовать наилучшим образом.
– Не работа, а мечта!
– В “Театральном” можно было работать и работать, но тут меня соблазнили приятели-музыканты и подбили поехать на Север, где “поднимались” действительно очень хорошие деньги. Собрал группу – певица, бас-гитарист, очень хороший роковый гитарист Женя Минин и еще один вокалист, который сам английского не знал, но мог выдавать такую англоподобную абракадабру, что от настоящего английского не отличишь, а пел, как Бог – или, по крайней мере, как Джимми Хендрикс. Чтобы купить аппаратуру, я продал свою библиотеку – очень хорошую, мне за нее один коллекционер полторы тысячи рублей отвалил. И поехали мы в Тобольск, потом в Сургут. Продержались мы там пару месяцев, потом начались проблемы с дисциплиной и с прочим, и я просто плюнул на все и уехал домой. Я такого не понимаю и никогда не терпел. У меня всегда, когда я руководил коллективом, было правило: режим соблюдают все. Если ты опоздал на выступление – неважно, на сколько – сразу штраф десять рублей. Опоздал еще раз – на неделю лишаешься чаевых. То же самое – на репетициях, а они у нас проходили каждый день, с одиннадцати до часу дня. А коллективы были уже солидные в 80-х – например, в “Угле-83” – восемь человек.
– Давайте вспомним “Уголь-83” отдельно. По тем временам, уникальное ведь было место!
– “Уголь-83” – это была замечательная страница в моей биографии, и состав там подобрался настолько мощный, что лучшего, может, и не было. Да и сам ресторан, действительно, сделали особенным – открытый к одноименной международной выставке, он был каким-то очень “несоветским” по внешнему виду, ну и наша музыка добавляла ему класса. А руку к его организации приложил все тот же хорошо знакомый мне Айказ Язычьян. На год-полтора он стал ресторанной сенсацией Донецка, пока не открылся обновленный “Юбилейный”. Кажется, это случилось в 1985 году. Директор “Юбилейного” – к сожалению, не помню его фамилии, звали его Василий Иванович – прослушивал все ресторанные ансамбли города, и когда услышал нас, понял: это то, что нужно. Мы не хотели уходить, да и организационно это сделать было не просто. Вопрос решался на уровне Ворошиловского райкома партии. В конце концов, нам сказали: “Давайте, вы месяц поработаете в “Юбилейном” – все-таки открывается новый большой ресторан, ожидаются высокие гости, нужно, чтобы там была самая лучшая музыка. Ну, а если потом не понравится – вернетесь назад”. Но ведь известно: нет ничего более постоянного, чем временное.
– Как работалось в “Юбилейном”?
– Тут пошли уже совсем другие нравы, началась совсем другая эпоха. Впрочем, это просматривалось еще и в “Угле-83”. Уже стали проявлять себя всяческие “группировочки” с большими деньгами. Работать приходилось иногда до утра. И, хотя деньги валили валом, иногда уже и этого не хотелось. Особенно сложно приходилось, когда гуляющие товарищи, один за одним, заказывали каждый свою музыку. Начинаешь исполнять заказ одного – к тебе подскакивает другой и возмущается: “А ты почему мое не играешь?” Иногда очень непросто было эти конфликты погасить. А заработки – да, они действительно получались весьма и весьма приличные. В месяц до 800 рублей доходило. Казалось, что больше уже невозможно. Но, когда переходили в “Юбилейный”, я чувствовал, что будет еще больше. И когда сказал об этом ребятам, Миша Брусницын, великолепный музыкант и певец, стал возражать: “Да ну, не может быть!” Я поспорил с ним на ящик коньяка – и выиграл: в первый же месяц в “Юбилейном” мы заработали по 1.300 рублей. Это просто феноменальные по тем временам деньги, никакие шахтеры так, наверное, не получали! К сожалению, все это уходило так же легко. Пропивалось, проматывалось с девочками, в общем – спускалось со страшной скоростью. “Юбилейный” стал моим последним рестораном времен Союза. Он был оформлен вроде бы чехами, в любом случае, сделан “под Запад”, сцена была почти в центре зала, все было в красном дереве и интерьер – совсем уж не традиционный советский. Что-то похожее на “Уголь-83”, но только более масштабное. Но уже заканчивалось время, в расчете на которое его построили.
– Как вам удалось вписаться в новую эпоху?
– В 1990-м Евгений Щербань открыл ресторан “Ретро”, и мы начали работать там в формате “скрипка, аккордеон и гитара”. Этим составом мы чуть позже перешли и в знаменитый “Червоный кут” на бульваре Пушкина. Репутация у этого заведения весьма зловещая, но моя работа в нем – это только положительные эмоции. Убитого в “Червоном куте” Эдуарда Брагинского я знал, неоднократно там видел, но мне он показался прекрасным и даже интеллигентным человеком. Вообще, руководство ресторана, надо отдать ему должное, делало все, чтобы у публики не возникло даже мысли нас оскорбить – да что там, даже позволить себе грубый окрик в наш адрес. Политика была такая: если кто-то обижает музыкантов, значит, не уважает заведение. А заведение ведь уважали! Не говоря уже о том, что деньги публика рассыпала вокруг себя веером. Причем не только нам платили – например, если разбивали посуду и приходила это все собирать уборщица, могли ей за работу сотню долларов сунуть. Прекрасное было отношение. Сейчас такого нет…
– Даже здесь, в ресторане ARKADIA, где вы сейчас играете?
– Это – приятное исключение. Я потому и задержался здесь – хозяева люди замечательные, подходят со всей душой. Как в старые добрые времена…