После поездок в госпиталь ветеранов Великой Отечественной войны блокнот журналиста обычно пополняется целым списком удивительных людей: фронтовики-окопники, партизаны, летчики, бомбившие Берлин, участники Сталинградского сражения, участники Ворошиловградской операции…Посещение руководителями Луганской области госпиталя в Международный день пожилых людей не отличалось от других аналогичных поездок. Такие же, как обычно, трогательные воспоминания фронтовой молодости, пожелания доброго здоровья, отсутствие жалоб на персонал. Кроме одного. Среди тех, кого руководители поздравили с Днем пожилого человека, был ветеран Финской кампании, ветеран Отечественной войны, кавалер одиннадцати орденов и огромного количества медалей, летчик-истребитель, полковник Владимир Иванович Павлюков.
После поездок в госпиталь ветеранов Великой Отечественной войны блокнот журналиста обычно пополняется целым списком удивительных людей: фронтовики-окопники, партизаны, летчики, бомбившие Берлин, участники Сталинградского сражения, участники Ворошиловградской операции…Посещение руководителями Луганской области госпиталя в Международный день пожилых людей не отличалось от других аналогичных поездок. Такие же, как обычно, трогательные воспоминания фронтовой молодости, пожелания доброго здоровья, отсутствие жалоб на персонал. Кроме одного. Среди тех, кого руководители поздравили с Днем пожилого человека, был ветеран Финской кампании, ветеран Отечественной войны, кавалер одиннадцати орденов и огромного количества медалей, летчик-истребитель, полковник Владимир Иванович Павлюков.
Можно прибегнуть к такой уловке: попытаться передать биографию фронтовика, двигаясь от ордена к ордену. Их у Владимира Ивановича одиннадцать (десять фронтовых, первый Орден Красной Звезды — за Финскую). Один орден — «мирный», украинский, Богдана Хмельницкого. Получилось бы одиннадцать глав. Много, не поместится.
Или — от ранения к ранению. Их у Владимира Ивановича было три. И что заставляет самого Владимира Павлюкова смеяться, все три ранения в живот, все три — осколочные. Два ранения после обстрела с земли, один — с воздуха, от «Мессера» памятка, под самый конец войны. Осколки удалили уже в Луганске. Памятное ранение — первое. Летчик чудом дотянул до наших позиций, пал в подмосковном лесу, с трудом выбрался из дымившегося самолета. Впрочем, и третье попадание было не из легких — командир советовал: «Если сил не хватит — садись. Выбирай площадку и приземляйся».
Или по странам, с которыми война познакомила летчика: Польша, Германия, Австрия, Венгрия, Куба, Чехословакия, Индонезия…
По городам: Белосток, Орел, Москва, Кенигсберг, Берлин, Джакарта, Гавана, Прага…
Нет, лучше всего двигаться от самолета к самолету. От первого, И-15-бис, на котором обстреливал линию Маннергейма. И-пятнадцатый, вооруженный двумя пулеметами ШКАС, был маневренной и эффективной машиной. Эти самолеты сражались с японцами на маньчжурской границе, воевали на стороне республиканцев в Испании, где их называли «Чато» (курносый). От И-15 к И-16, который сгорел в подмосковном лесу… Этот самолет стал родоначальником нового вида боевых самолетов — скоростных истребителей. И так до быстроходного разведчика Як-4, из кабины которого капитан Павлюков обозревал поверженный Берлин.
А можно передать историю офицера, вспоминая товарищей, командиров. К сожалению, в девяносто лет память не так крепка. Рассматриваем снимок, сделанный в сорок первом году, в Подмосковье. Под снимком пометка: «Через два часа погибнут четверо». И — фамилии погибших. Но фамилию четвертого летчика разобрать не получается. Не смог Владимир Иванович вспомнить имя-отчество командира дивизии.
— Житнев… Житнев… Ну, извините меня, память уже не та, что прежде.
Что тут извиняться? Я родился в том году, когда Владимир Павлюков в звании подполковника уволился из армии, а названия горного лагеря, где нас учили мины ставить, уже не помню. И командиров не всех помню.
Но первый день войны отпечатался в памяти летчика отчетливо. Аэродром в Белосточке, рядом с Брестом.
Все особенное в истории этого человека. Четыре поколения военных. Военным был отец Владимира Ивановича — Иван Владимирович: лейб-гвардии поручик, начальник караула Двора Его Императорского Величества. При этом отнюдь не из дворян — дед был сахароваром на заводе сумского сахарозаводчика. Вся жизнь отца прошла под надзором, рикошетом чин отца задел и сына.
— Ну, что такое — товарищи мои уже майорами, подполковниками стали, а я все в капитанах, — рассказывает Владимир Павлюков. — Ну, мне в особом отделе ответили вопросом на вопрос: «Ты что, не знаешь, что твой отец царский офицер?»
— Так ведь сын за отца не отвечает?
— Иногда отвечает.
Сыновья стали военными — старший Борис служит в Иваново, куда его перевели после ранения в Афганистане. Пуля, пробившая челюсть Борису Павлюкову, убила водителя. Младший Алексей — штурман, в запас увольнялся с преподавательской должности. Харьковский военный университет закончил один из внуков полковника.
Братья Борис и Николай погибли. Борис под Курском, Николай на озере Хасан.
В тридцать шестом году Владимир Павлюков закончил фабрично-заводское училище, успел получить первую зарплату, а тут комсомол призвал молодежь на флот — морской и воздушный. В тридцать шестом и поступил в Харьков-скую летную школу. В Харькове научили, впрочем, поднимать самолет и сажать. Остальное — в Ленинградской летной школе. С учебного самолета сразу пересел на боевой — Финская война, так называемая «зимняя» война, ноябрь 1939 года — март 1940 года. В 104 дня и 4 часа, что длилась война, вписаны четыре месяца службы, шестьдесят вылетов летчика-истребителя Павлюкова. Между Финской и Отечественной — чуть больше года мирной жизни. В конце сорокового Павлюков получает назначение в Белосток, только что освобожденный или взятый Красной Армией. (В сорок четвертом году Белосток был возвращен Польше, оттуда насильственно выселили белорусов и украинцев. — Авт.) Полевой лагерь 42-го истребительного полка располагался в Белосточке. В июне 1941 года командование разрешило офицерам перевезти семьи из Белостока в Белосточек. Что Владимира Ивановича удивляет, чему он не может найти объяснения — за три дня до начала войны у них забрали оружие, с самолетов сняли пулеметы. Патроны принимали по счету. Так что утром 22 июня противник бомбил безоружный лагерь, расстреливал безоружных военных. С сумкой из-под противогаза, набитой сухарями, четверо офицеров пробирались к Минску. Потом Владимир Иванович узнал, что эшелон, на котором семьи военных должны были эвакуироваться вглубь страны, противник уничтожил с воздуха. Ему сказали: «Галочка твоя погибла».
В Минск не пустили — город горел. Приказали двигаться в Орел, где заново формировался 42-й полк. Попутными машинами, пешком, на лошади, по запруженным людьми, техникой дорогам — война гонит впереди себя массы людей. Проверки на дорогах, допросы. Налеты вражеской авиации. Убитые, раненые.
Из Орла — в Москву. Поселок Набережный, полевой аэродром. В полк поступили восемь истребителей, летали по графику. В Химках сами на заводе собирали самолеты. Свой И-16, можно сказать, собрал собственными руками. В знаменитом параде 7 ноября 1941 года, с которого войска отправлялись прямо на защиту столицы, участвовать не довелось. Зато довелось участвовать в молебне за три дня до парада.
Узнаешь об этом с удивлением. В атеистической стране (правда, патриарший митрополит одним из первых обратился к советскому народу с воззванием встать на защиту Отечества), на Красной площади — молебен?! Тем не менее молебен имел место. Двигались мимо иконы Божией Матери, на ковер перед иконой клали кольца.
— Да, снимали с пальцев кольца и оставляли на ковре, — рассказывает Владимир Иванович. — Оттуда — прямо на линию.
— И священнослужители были? — спрашиваю.
— Вот этого я точно не помню, — сожалеет мой собеседник. — Помню икону, помню кольца, помню — все рода войск были представлены.
Сколько было полевых аэродромов в жизни истребителя Павлюкова? Десятки и десятки. Наспех открытых, с грунтовой посадочной полосой. Один из своих самолетов Владимир Иванович погубил при посадке — вскочил в яму. Самолет перевернулся. Ничего, сажать не стали. От Москвы до (снова) Белостока где только ни садились, откуда только ни взлетали! Больше шестисот вылетов за войну! Кенигсберг и второе ранение. «Мессершмит» неудачно для Павлюкова зашел на него спереди. Кажется, это был Ме-110. А может, Фокке-Вульф? Тоже самолет неплохой. Сзади противник не заходил — знал, что кабина защищена. Третье ранение получил под Пилау (ныне Балтийск. — Авт.).
Победу Владимир Павлюков встретил в Альтенбурге. Тридцатого апреля полк базировался в сорока километрах от Берлина. Война кончилась. Комполка организовал экскурсию. В столицу рейха еще пускали военных. Вторая поездка не удалась — город закрыли для въезда. Зато в первую поездку удалось и в рейхстаг («имперское собрание») попасть, и за столом фюрера посидеть. Была длинная очередь желающих побывать в этом кабинете. Оставляя надпись на колоннах Рейхстага, солдат как бы ставил свою личную точку в своей личной войне против Германии. А посещение кабинетов — это в копилку приятных впечатлений. Как и с молебном на Красной площади, посещение имперской канцелярии удивило Павлюкова тем, что здесь среди бумаг они нашли портрет самого Карла Маркса.
— Да, портрет Карла Маркса, — повторяет ветеран. — Откуда он там появился, почему, уж этого я знать не могу.
Трогая трижды раненый живот, полковник смеется:
— Били меня били — не убили.
Улыбаясь, вспоминает:
— Интересная страна Индонезия…
Но эта «интересность» не вполне соответствует характеру нашей беседы. Смысл в том, что офицер, равный по должности Павлюкову, занимал положение, сравнимое с положением и преимуществами средневекового владыки.
Вспоминает:
— В Гаване аэродром был хороший, укрытия надежные, подземка отличная — американцы строили.
Трогает медали: эта за оборону Москвы, а эта за взятие Берлина. И я понимаю, что хочет сказать ветеран, но не буду даже пытаться это выразить.
Знаменитое хрущевское сокращение армии поставило не точку — запятую в биографии офицера: в 1968 году, в связи с событиями в Чехословакии, пришлось еще раз надеть мундир.
Увольняясь в начале шестидесятых, договорились с друзьями: кому повезет с работой, пусть сообщит остальным. Повезло бывшему начтехчасти полка: в Луганске офицеров запаса берут с удовольствием, дома строятся, квартиру можно получить в течение нескольких месяцев… Да, было время, люди отказывались от работы, потому что квартиру обещали лишь через год! В другом месте ключи выдают через два месяца. Так что на Луганск сумчанин Владимир Павлюков не в обиде. Город его принял. И на пенсию Владимир Иванович не жалуется. Она у него хорошая. Правда, с сомнением все же рассуждает: раньше и зарплату вроде получал небольшую, а достаток был. Теперь и пенсия несколько тысяч, вроде много, а все чего-то не хватает.
Спрашивать, где семья — сыновья, невестки, четыре внука, два правнука — празднуют день Победы, не стоит. Конечно, у деда. У полковника Павлюкова — летчика-истребителя, ветерана двух войн, кавалера одиннадцати орденов и большого количества медалей.
Вот это некорректное по отношению к ветеранам выражение — «большое количество медалей» — читателю придется простить автору. Дело в том, что Владимир Иванович своих медалей никогда не считал. Хотя гордится ими не меньше, чем орденами.
Лайсман ПУТКАРАДЗЕ, «Наша газета»