Достаточно большой временной промежуток отделяет нас от Великой Отечественной войны. Но и сегодня живет в сердцах людей память о подвиге наших дедов и прадедов и благодарность им, прошедшим со славой тяжелейшие испытания той войны… Нельзя не преклониться и перед подвигом тех, кто так же, как и солдаты на фронте, выстрадал победу, чьи судьбы связаны с гитлеровским пленом. Только в Германии более чем в двух тысячах концлагерей и их филиалов содержалось 18 миллионов человек. Из них сотни тысяч — дети, угнанные с оккупированных территорий с матерями и без них. 11 миллионам человек так никогда и не удалось вырваться из лагерей смерти.
Достаточно большой временной промежуток отделяет нас от Великой Отечественной войны. Но и сегодня живет в сердцах людей память о подвиге наших дедов и прадедов и благодарность им, прошедшим со славой тяжелейшие испытания той войны… Нельзя не преклониться и перед подвигом тех, кто так же, как и солдаты на фронте, выстрадал победу, чьи судьбы связаны с гитлеровским пленом. Только в Германии более чем в двух тысячах концлагерей и их филиалов содержалось 18 миллионов человек. Из них сотни тысяч — дети, угнанные с оккупированных территорий с матерями и без них. 11 миллионам человек так никогда и не удалось вырваться из лагерей смерти.
В годы фашистской оккупации тысячи луганчан были насильно вывезены нацистами в разные страны — на принудительные работы, в лагеря и тюрьмы. Те, кому удалось вернуться на родину после освобождения, десять лет назад объединились в общественную организацию — Луганское городское отделение Украинского союза узников-жертв нацизма.
В списках участников организации и сегодня появляются новые имена — не все бывшие пленные сразу узнали о ее существовании. Все имена из этого списка навсегда вписаны в историю. И пусть уже не каждый узник нацизма может рассказать о своей судьбе лично, все они навсегда останутся в нашей памяти.
Сегодня городское отделение организации насчитывает более 900 человек. Большинство из них — бывшие несовершеннолетние и малолетние узники нацизма, на чье детство выпала лишь борьба за выживание. Увы, но и сегодня им часто приходится бороться, чтобы выжить…
Председателя Луганского городского отделения Украинского союза узников-жертв нацизма Владимира Гончарова не угоняли в Германию — он там родился. Там его мать и отец находились на принудительных работах. О том, что существует категория граждан, имеющих статус узников-жертв нацизма (причем признанная не только в Украине, но и во всем мире), Владимир Петрович узнал лишь в 1998 году.
— А на самом деле эта категория получила признание еще в Советском Союзе в 1988 году — этими вопросами занимался Детский фонд имени Ленина, — уточняет он. — Этого многие не знали. И долго, как и я, вообще не знали об этой категории и о том, что сами к ней относятся. Поэтому люди долгое время и не видели необходимости в объединении. Из-за этого были сложности с созданием нашей организации в городе. Только сейчас люди понимают, что отделение союза узников нужно было создать давно.
Официально организация начала свою деятельность в январе 1998 года. А сегодня, десять лет спустя, ее представители собираются создавать областное отделение союза. Уже накоплен серьезный опыт работы, известно, чем можно помочь бывшим узникам. За помощью обращаются и жители области, но помочь не всегда удается — органы местного само-управления населенных пунктов области отказываются сотрудничать с организацией,
имеющей статус Луганской городской, а не областной.
— Материально помочь членам организации мы не можем — средств у нас нет, — объясняет активистка организации Лидия Миносьян. — Мы можем только ходатайствовать о выделении им материальной помощи. Помогаем оформить документы на перерасчет пенсии, если она начислена неправильно, помогаем оформить документы, которые необходимы для присвоения статуса узников-жертв нацизма. Иногда получается поспособствовать в получении путевки в пансионаты. Также мы организовываем досуг, проводим совместные мероприятия.
По закону бывшие узники имеют право на доплату к пенсии или социальным пособиям, а также на ряд льгот. Но получить их жертвам нацизма не так просто. Хотя бы из-за того, что не у всех сохранились документы, подтверждающие, что в годы войны они были в лагерях и на принудительных работах.
Унижает даже не то, что из-за несовершенного законодательства льготами воспользоваться порой непросто, наносит обиду отношение некоторых чиновников ко всем людям, прошедшим войну и лагеря.
— Однажды случайно услышали, как рассуждал некий чиновник. Вот, мол, повылазили из всех щелей. Откуда их столько набралось? Всю войну работали на немцев, а теперь им льготы подавай… — с болью говорит Лилия Савельевна. — Но разве мы виноваты, что нас угнали фашисты, а тем более, если мы просто родились там?..
Городские власти вспоминают о членах организации только в праздники и памятные дни. Горсовет устраивает скромный прием, иногда дарит подарки или оказывает единоразовую материальную помощь (по 30 — 50 гривень). Все финансирование, которое получает Луганское городское отделение Украинского союза узников-жертв нацизма, — это зарплата четырех человек, двое из которых работают в организации на ставку, двое — на полставки. Помещение им предоставляют лишь раз в неделю и только на три часа. Решать рабочие вопросы организации председателю и его заместителям приходится дома. А ведь неплохо бы иметь хоть копейку и на то, чтобы поздравить товарищей с праздниками, проведать больных.
В этом году члены организации написали письмо городскому голове с просьбой о создании памятника узникам нацизма. В горсовете была создана специальная комиссия, которая проголосовала «за» памятник. Но, как рассказал Владимир Гончаров, потом пришло письмо из отдела культуры о том, что заявка снимается с контроля, так как не было предоставлено обоснование необходимости установки памятника. Сессия постановила, что его создание будет финансироваться за счет спонсорских средств. Отказ заниматься этим вопросом мотивировали и тем, что для памятника нет места — его хотели установить там, где располагался областной военкомат, а в годы оккупации была немецкая биржа труда. В ответ представители организации и место нашли, и идеи для проекта памятника предоставили. Но вопрос так и повис в воздухе.
— Хорошо, что последние два года нашу организацию поддерживает областной совет, — делится председатель Луганской городской организации. — Вот к областной власти у нас нет претензий. Мы тронуты их пониманием. Нас в областных органах власти принимают как равных. Разобрался в нашей ситуации, очень проникся нашими проблемами депутат облсовета, заместитель председателя облгос-
администрации Юрий Хунов. Он помог нам с организацией поездки на Международный форум жертв-узников нацизма. Мы чувствуем заботу областного руководства, не в пример
городским властям.
Представители облсовета даже сами настаивают на создании областного отделения организации. Руководство городского отделения организации уже подготовило для этого некоторые документы, в сентябре вопрос об открытии областного отделения решится окончательно.
И все же — кто эти люди, члены Луганского городского отделения Украинского союза узников-жертв нацизма (в скором времени, будем надеяться, и областного)? Какова судьба каждого из них? Об этом мы поговорили с ними самими, бывшими узниками немецких «лагерей смерти».
Марья Петровна Соловьева родилась в Краснодоне. Когда ее мать умерла, она жила с сестрой. Перед оккупацией их увезли в Беловодский район на сельхозработы. Как только пришли фашисты, сестра эвакуировалась, а Маша сама вернулась в Краснодон. Оккупанты пришли туда через три дня. Тогда девочка жила у дяди, и немцы угнали ее вместе с двумя двоюродными сестрами. Сначала их пешком вели до станции Должанка, погрузили в товарные вагоны. До Польши в товарняках они ехали долгих десять дней. Узников выгрузили в Лодзе, потом — снова поезд.
— И мы с сестрами решили бежать, потому что в Краснодоне остался больной дядя, — вспоминает Марья Петровна. — Поезд где-то остановился, меня начали ссаживать, а мое пальто зацепилось за крюк. Пока меня отцепляли, поезд тронулся и ушел, а я осталась одна. Разрыдалась, но нужно было идти. И вдруг меня схватили за шиворот — подошли немцы, которые охраняли железную дорогу. Через некоторое время меня переправили в Брауншвейг в распределительный лагерь. Целую неделю там «выставляли на продажу» — приезжали люди с фабрик, заводов, хозяйств, подбирали рабочих на предприятия, прислугу в дома. Меня никто не забрал, я так и осталась в лагере.
Но Маша сильно заболела, и ее пришлось перевести в другой лагерь, — сейчас она даже не помнит его названия, из-за болезни она долго не приходила в сознание. Уже в феврале 1944-го ее отправили в лагерь в Бресте. Кормили там только раз в сутки.
— Приходили надзиратели, заключенные становились в очередь вокруг стола за получением жетона на питание, — описывает лагерные условия Марья Петровна. — С жетоном приходили в пищеблок, за него нам давали кусок хлеба с древесной мукой и с брюквой. Позже я научилась подлазить под стол, чтобы встать в очередь еще раз и получить второй жетон. Когда мы возвращали посуду, нам давали немного хлеба с маленьким кусочком маргарина.
Лишь однажды в меню заключенных появилось не лагерное блюдо — картофель с мясом — когда фашисты отмечали день рождения фюрера.
Тяжело женщине вспоминать еще один эпизод. Однажды надсмотрщик за провинность бросил ее в подвал, куда складывали тела умерших. Полночи девчонка просидела там возле выхода, дрожа от страха и холода. Вывели ее утром еле живую…
А в мае началось наступление Советской Армии, немцы сняли охрану и ушли. Заключенных оставили. Кто мог, тоже побрел прочь из лагеря. Ушла и Марья Соловьева. На товарняке доехала до Шепетовки. Оттуда домой она шла одна, пешком через всю Украину. До Краснодона добралась в сентябре 1944-го.
Иван Васильевич Дубовский к началу войны окончил 7 классов. Он также работал в колхозе, откуда его вернули в Луганск, когда город был уже оккупирован. Ивана фашисты пешком вели в Петровку, погрузили в вагоны, отвезли в Эрфурт. «Покупать» его тоже никто не стал. И он попал на Герсдорфскую фабрику. Иван Васильевич показывает руки:
— Мы делали запчасти для радиотехники, до сих пор пальцы помнят… Питание у нас было плохое, поэтому многие стали пухнуть. Рядом был лагерь поляков. Мы ходили под охраной, а поляки свободно. В польском лагере мы доставали картошку, но нас кто-то предал… Потом мы попали в Веймер. Все заключенные там находились в одной комнате. Нас отобрали и отправили на каменоломню. Работа была очень тяжелая. Практически никто не выживал. А еще идешь на работу — обязательно ударят палкой. Доставалось всем…
После Сталинграда с рабочими стали обращаться лучше. А в конце войны Иван Дубовский снова попал в лагерь. Оттуда заключенных перевезли в Польшу. Там «отбили» свои, привели во Львов. Как сейчас замечает Иван Васильевич, армейская кухня тогда казалась им райской. Из Львова домой он добрался
на товарняке.
Сергей Иванович Афонин до войны жил в Брянской области. В районе постоянно шли бои, поэтому его семье пришлось уйти в лес. Через неделю стихла канонада, люди вернулись. Страшно было
видеть, что сделала с их родными местами война.
— Наши отступали, и было брошено много оружия, — говорит Сергей Иванович. — Я подобрал одну винтовку, боеприпасы и спрятал дома. Когда фашисты пришли, наши стали организовывать партизанские отряды. Но туда брали только со своим оружием. Я отдал брату винтовку, и он ушел в партизаны.
А семьям партизан приходилось несладко. Сначала их забрали в лагерь, оттуда — в Жуковскую тюрьму гестапо в качестве заложников. Фашистам они были нужны для того, чтобы, если партизаны убьют врага или пустят под откос поезд, было на ком отыграться. Впрочем, заложников не берегли и тогда, когда партизаны не вели активной борьбы.
— Во дворе была виселица, всю тюрьму выстраивали во дворе и на глазах у всех, женщин и детей, вешали людей, — продолжает бывший узник. — В 1942 году нас перевели в другой район в качестве наживки. Нас поместили в неотапливаемую баню и рассчитывали, что кто-то из наших родственников наведается. Охраны было мало, но нас предупредили о планах немцев, и приходилось вести себя
осторожно.
Заложникам хлеба не давали вообще, только похлебку с гречишной скорлупой. Жили они в четырехместных камерах по 24 человека. Все болели чесоткой, много было вшей. Раз в месяц пленных загоняли в помещение, похожее на конюшню и обливали холодной водой.
Советская Армия подошла в 1943 году. Немцы собрались уходить, но расправились перед этим со всеми заключенными. К счастью, Сергею с матерью удалось бежать.
Семью Анатолия Ивановича Прусакова война застала в Луганске. В ноябре 1942-го, когда фашисты уже оккупировали город, Анатолий вышел на базар, чтобы найти хоть какую-то пищу, и попал в немецкую облаву. Он вспоминает:
— Нас поставили в колонну и гнали до Петровки. Там погрузили в вагоны. Было очень холодно, я простыл, заболел свинкой. В Киверцах проходили медкомиссию, и меня забраковали: маленький, больной… «Бракованных» погрузили в эшелоны и отвезли в Дубно, в лагерь. Кормили там жутко — 120 граммов хлеба, черпак баланды с брюквой и картофельными очистками на сутки. Помогал повар дядя Шура, подкармливал. А однажды отвел меня на кухню, и кухарки согласились взять меня помощником.
В лагере было всего два немца. Остальные полицаи — украинцы, которые согласились работать на фашистов. И полицаи, по словам очевидцев, всегда были более жестокими, чем сами немцы.
В 1944-м Анатолий Иванович бежал из лагеря. Дорога домой была сложной. Один раз чуть головы не лишился — в украинском селе его приняли за поляка и хотели убить. В дороге сильно болел. Но все же вернулся на родину.
Георгия Авксентьевича Волошинова также угоняли из Луганска. Привезли его в распределительный лагерь в Эрфурт. За три дня его никто не забрал на работу, поэтому отправили его на завод «Густолф Верке». Несмотря на тяжелую работу, жуткое отношение к узникам, Георгий духом
не падал:
— На заводе я работал в цехе токарем. Но за саботаж в 1944-м нас, восемь человек, отправили в Бухенвальд. В 1943 году во всех лагерях кормить заключенных стали лучше. Немцы начали заботиться о рабочей силе.
В начале апреля с наступлением советских войск заключенных из Бухенвальда увезли. Пока возили по Германии, из 50 вагонов с узниками осталось только 21. В 1951 году четверых луганчан, которые вернулись из Бухенвальда, арестовали и присудили по 25 лет лагерей «за измену Родине». Освободили их в 1955 году, реабилитировали в 1990-м.
Анастасия Мартинчук, «Наша газета». Фото – “Обелиск славы” – Олега Пустовойта.