Волшебное слово донбасского Бажова

Когда я брал комментарий у автора «Баек, сказов и бывальщин старого Донбасса» Евгения Коновалова касательно происхождения Шубина – «хозяина шахты», даже представить себе не мог, что за Человечище мне попался. Так бывает – пройдешь мимо рыбного места, пожалеешь пятерку на лотерейный билет (хоть обычно брал с получки парочку), опоздаешь на какую-то встречу. И знать не знаешь, что мог поймать самую здоровенную щуку в жизни, выиграть квартиру или получить предложение, в корне меняющее судьбу – в лучшую сторону. Я дико счастлив, что не прошел мимо…

Когда я брал комментарий у автора «Баек, сказов и бывальщин старого Донбасса» Евгения Коновалова касательно происхождения Шубина – «хозяина шахты», даже представить себе не мог, что за Человечище мне попался. Так бывает – пройдешь мимо рыбного места, пожалеешь пятерку на лотерейный билет (хоть обычно брал с получки парочку), опоздаешь на какую-то встречу. И знать не знаешь, что мог поймать самую здоровенную щуку в жизни, выиграть квартиру или получить предложение, в корне меняющее судьбу – в лучшую сторону. Я дико счастлив, что не прошел мимо…

Ненавистные учебники сжигал
Писатель, художник, этнограф, филателист, человек, сделавший для Донбасса то же, что Павел Бажов для Урала (собрал воедино местный фольклор), Евгений Коновалов вошел в десятку «знаменитых кадиевчан» (Кадиевка – старое название его родного Стаханова, что в Луганской области).
– Родился я в лето 1936 года в двухстах метрах от террикона шахты, где в 20-х годах работал поэт Павел Беспощадный, написавший знаменитые строки:
«И нет земли прекрасней, вдохновенней,
где все творцом-народом создано.
Донбасс никто не ставил на колени.
И никому поставить не дано».
– Самые яркие впечатления детства: любил глядеть, как с высоты террикона катятся породные глыбы. Мать, помню, ругалась: «Пришибёт!» – рассказывает в своей неподражаемой манере Евгений Георгиевич.
Во время войны семья эвакуировалась. Сначала в Ташкент, потом – в Коканд и Фергану. Солнца было – море, а еды – слезы.
Вернувшись в освобожденный Донбасс, Женя пошел в школу. «Учился очень скверно по всем предметам, кроме гуманитарных, – признается Коновалов. – Считал, что остальные в жизни не пригодятся… Ненавистные алгебру и геометрию прибивал гвоздями к дереву и сжигал».
Трофейные фильмы, мода на блатоту, джаз и стиляжничество смешались с традиционными для индустриального города пылью, дымом, гудками и запахом мазута в невообразимый коктейль, который пьянил Евгения.

Московская сага Коновалова
Окончив школу и не доучившись в горном техникуме, будущий писатель недолго поработал токарем, а потом, семнадцатилетний, рванул в шахту – следом за неким московским интеллектуалом, который, попав в Кадиевку после заключения, очаровал любопытного парня. «Всё, о чем бы я ни заговорил, он мгновенно подхватывал, интересно и своеобразно комментируя сказанное, – вспоминает Евгений Георгиевич. – От него впервые узнал я о Мандельштаме, Ахматовой, Пастернаке, Вертинском…. Именно он открыл мне глаза на жизнь и сумел частично разрушить во мне фантазера и мечтателя».
Коновалову выпало служить под Москвой, причем армейскую лямку тянул… в духовом оркестре. Позже участвовал в эстрадном квинтете, который часто зазывали в окрестные деревеньки играть на танцах (ясное дело, с соблаговоления начальства).
Луганский парнишка знакомится с произведениями Булгакова, Зощенко, Бабеля, Хармса, попадает на литературные чтения в политехническом институте, где выступают Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, Окуджава, Вознесенский.
Тогда же случилась пламенная любовь. Звали ее Маргарита. И было это в славном Звенигороде у стен Саввино-Сторожевского монастыря, где творил Андрей Рублев.
– Москва воспитала меня интеллектуально, она на меня обрушилась – за эти два года я столько переосмыслил, столько перевидал… – качает головой Евгений Георгиевич.
И всё же, несмотря на блеск столицы, его тянуло домой, в Донбасс, где он и женился на стахановке Елене, которая подарила супругу дочь Ольгу.

Орден за «Байки…»
Вернувшись на родину, он работает в шахте, сотрудничает с редакциями газет, пишет стихи, прозу, картины, упорно ищет что-то свое – особое.
– В те времена пытливому было куда податься: масса секций и различных студий. Иди хоть в художники, хоть в балет. Примут везде бесплатно и с улыбкой. Научат с  удовольствием, и если есть талант – пожалуйста, становись великим, просто так, за «здорово живешь», – вспоминает Коновалов.
Выпустив поэмы «Сергей Есенин», «Передвижники», «Донбасс», неугомонный стахановец, неудовлетворенный работой академика Лихачева, делает свой перевод «Слова о полку Игореве». «Из Института мировой литературы ответил мне лично академик Робинсон. Похвалил. Советовал исправить восемнадцать смысловых ошибок, и тогда произведение имело бы право на жизнь… Но я забросил это дело», – машет рукой Евгений Георгиевич.
Однажды читал Бажова, и тут сверкнуло: а ведь и в Донбассе хватает сказов, подобных уральским, прославившим автора «Малахитовой шкатулки» и «Каменного цветка». Через 12 лет собирательства (побывал во многих поселках и городах края, что-то выпытывал, что-то домысливал и лепил в единый завораживающий узор), Евгений Георгиевич подарил нам «Байки, сказы и бывальщины старого Донбасса». Во многом благодаря им он, в ту пору корреспондент газеты Минуглепрома «Сбойка», удостоен ордена Шахтерской славы III степени. Пожалуй, впервые горняк получил столь высокую награду за литературный труд.
Впрочем, у самого Коновалова к данному фольклорному исследованию отношение неоднозначное: «…Это всё чепуха, туземная донбасская усредненная литературка. Прицепилось ко мне это дурацкое «сказатель». Ведь я авангардист, я образованный мужик, – пишет он в дневнике. – Сказы отбрасывают меня на 200 лет назад. Они мешают мне… Это как «Буратино» и «Хождение по мукам» Алексея Толстого – один и тот же автор, а какая пропасть».
И всё же, ругая этого своего «ребенка», Евгений Георгиевич крепко его любит и ждет-не дождется, когда тот появится в виде книги (издание планируется к концу текущего года, ранее «Байки…» печатались лишь в газетах, включая стахановскую «Городок и Ко», редактор которой Владимир Жидков очень помог мне в написании этой статьи).

Душевная «неунывалость»
Со временем книги и картины стали занимать так много места в жизни Коновалова, что пришлось расстаться с шахтой.
– Теперь, когда изрядно прожито, когда можно уже кое-что подытожить, скажу, не боясь, что, я, рабочий, носил в себе другого человека, более тонкого, чем первый. Этот второй был беспокоен, дерзок, ленив, сластолюбив, фантастически любопытен, и эти двое так мешали друг другу, что их бедное сердце, данное на двоих, всю жизнь стучало не в такт, не зная, кому угодить, – говорит Евгений Георгиевич.
Персональные выставки его картин («Работать умею в любой манере», – подчеркивает Коновалов) проходили в ряде музеев и салонов Первомайска, Брянки, Кировска и др., а некоторые даже уехали с покупателями за кордон. Год назад свет увидела книга «Город мой, ты в сердце моем», посвященная Кадиевке-Стаханову, удостоенная множества хвалебных отзывов.
Отдыхать он не собирается. Наверное, потому, что не умеет. Восьмой год работает над романом о Харькове, есть и другие интересные задумки, среди которых – большой труд о Стаханове. Не городе – человеке. «Я работал на том же участке, что и Алексей Григорьевич,  а когда собирал фольклорный материал для «Баек…», встречался с ним в Торезе», – поведал Коновалов.
– Хочу признаться, – говорит на прощание этот удивительный человек. – Всё мне дается без особых надрывов. Наверное, в силу душевной «неунывалости». В свои 74 года я бегаю. Езжу на велике, копаю грядки, перекладываю печи, штукатурю…
– Посоветуйте в вашем иронично-мудром стиле читателям «Донбасса» – как выживать в наше не самое легкое время?
– Выживать в наше время не надо! – уверяет Евгений Георгиевич. – Слово «выживать» – это очень плохое слово. Надо жить! Эх, ребятье!  Знали бы вы, как тяжело было нам в отдельные годы! Но жили и никоим образом не выживали. Оттого удачливы и сильны!