В конце 60-х в Украине создавали главк автодорожного строительства. Тогдашний лидер республики Петр Ефимович Шелест понял, наконец: по таким дорогам, какие есть в наличии, до светлого будущего не доедешь. И решил уделить этому вопросу особое внимание. Стал искать специалиста, который взял бы на себя важную отрасль. Специалист отыскался в Донецке. Его порекомендовал первый секретарь обкома партии Владимир Дегтярев. «Есть у меня человек, на Ленина похож!» – отрекомендовал он кандидата, пошутив для пользы дела. Рекомендация подействовала безотказно.
Вот так двусмысленно окончилась донецкая карьера Николая Павловича Шульгина.
В чем была двусмысленность? В том, что перевод в Киев повышением и являлся, и не являлся. Не заладилось у Дегтярева с Шульгиным, и уже не так важно, с чего все началось. Различные источники по-разному говорят о причинах этой дисгармонии. Но в такой ситуации побеждает тот, кто выше. И в конце концов, Шульгину пришлось уйти. Так закончилась целая эпоха в развитии Донецка.
Лишенный ловкости
Николай Павлович родился в 1915 году. Закончил Киевский коммунальный институт. По образованию строитель. С этих, строительных позиций и начал свой путь в коридоры власти.
После войны в Сталино появился филиал Украинского государственного института проектирования городов («Гипрограда»). Его создал одесский специалист, присланный к нам для руководства восстановительными работами – архитектор Ефим Краснянский. Объединив несколько проектных организаций, он создал местный «Гипроград», где собрал всех лучших профессионалов. В их числе оказался и Шульгин. Они отлично ладили. Несколько лет Шульгин был заместителем Краснянского, потом его взяли в горисполком, а в 1960 назначили первым секретарем горкома партии.
Судя по всему, Шульгин не очень-то обрадовался такому повороту событий. Идеология не была его любимым коньком, толкать речи он не любил, пудрить мозги населению – тоже. Шульгина описывают как законченного работоголика, с ярко выраженной растерянностью перед жизнью в редкие минуты безделья. Другими словами, Николай Павлович очень любил работать – может, даже больше, чем жить. Оценки соратников часто грешат преувеличением, но внутреннее чутье подсказывает, что в случае с Шульгиным гиперболы с их стороны не так уж много.
У Шульгина получился исключительно плодотворный тандем с председателем горисполкома Василием Мироновым. Если Шульгин умел работать, как зверь, то Миронов обладал другим талантом – заставить пахать других. Он так ставил задачу, так просчитывал пути ее решения, что выполнить ее было просто, а не выполнить – преступно. Василий Петрович, несомненно, обладал известной ловкостью, что и позволило ему продержаться на властных верхах до самой смерти – до 1988 года. А вот Шульгину аппаратной юркости как раз не хватало.
Наверное, это и стало причиной вышеописанных неладов с Дегтяревым. А непосредственным поводом к конфликту стал шеф и учитель Шульгина – архитектор Ефим Краснянский.
Выдавливание
Во всяком случае, так рассказывает об этом сын Краснянского, Михаил. Давайте послушаем, как он описывает эту ситуацию в своих заметках «Неоконченная биография еврейской семьи»:
«Дело в том, что папу очень не любил первый секретарь уже Донецкого (а не Сталинского) обкома КПСС всемогущий Дегтярев. В последние годы (1965-67) он часто вызывал к себе первого секретаря Донецкого горкома КПСС Шульгина и грозно вопрошал: “Ты когда уберешь этого жида?!” (При этом я не могу утверждать, что В. Дегтярев был антисемитом по убеждениям – не исключено, что он просто выполнял “линию ЦК КПСС”, а вот линия эта была строго антисемитской – это признано ныне во всем цивилизованном мире). Но Николай Шульгин до своего прихода в горком КПСС лет десять работал главным инженером того самого “Гипрограда” (т.е. замом отца). Он уважал отца, знал ему цену и “сдавать” его Дегтяреву не соглашался; кроме того, за отца горой стоял Госстрой УССР. Именно он, Шульгин, рассказывал отцу о своих “милых” беседах с Дегтяревым, а отец по вечерам рассказывал это маме, держась левой рукой за сердце. Но Дегтярева было не остановить – сперва он выжил из Донецка непокорного Шульгина, затем “задавил” Госстрой – и в середине 1967 г. на бюро обкома КПСС утвердил снятие отца с работы. Дело всей папиной жизни рухнуло в один миг».
Разумеется, сын архитектора в своих воспоминаниях тоже пристрастен – а кто избежал бы этого в рассказе об отце, которого отлучили от любимой работы? Но факт тот, что параллельно со снятием Краснянского, Шульгин покинул кресло первого секретаря горкома и удалился в Киев. Это не была отставка – Николая Павловича изъяли из города красиво, переправили на министерскую должность. И сам он вроде остался доволен. Руководить живым строительным делом для него было в удовольствие, тем более – во всеукраинском масштабе. Он часами мог ползать по чертежам и планам, по калькам и синькам, вымеряя нюансы будущих украинских магистралей, рисуя петли дорожных развязок. Он попал в свою стихию.
Но Донецк потерял одного из самых эффективных руководителей в своей истории.
Как вертели Ленина
Когда я спрашивал людей, знавших Шульгина – а чем он был так уж хорош? – мне отвечали: тем, что он был конкретным мужиком. Тем, что видел каждый кирпичик. Тем, что относился к проектам как к собственным детям. Тем, что знал градостроительство до тонкостей. Мне приводили в пример улицу Университетскую. При Шульгине она стала второй по значимости улицей города, получила тот более или менее единый архитектурный ансамбль, который худо-бедно сохранила до наших дней. Мне говорили: если бы не Шульгин, ее застроили бы так же безобразно, как, например, улицу Щорса.
Наверное, Университетскую стоило бы переименовать в улицу Шульгина… Впрочем, не будем горячиться и рубить с плеча по названиям, которые уже вросли в жизнь города так, что не оторвешь. Вернемся к вопросу переименования чуть позже.
Заниматься практическими делами по благоустройству города Шульгин начал еще до 1961 года. В 1957-м его перевели из «Гипрограда» в городской комитет партии, на должность секретаря. Инициатором этого трансфера был тогдашний шеф горкома Алексей Титаренко, впоследствии – один из виднейших украинских партаппаратчиков. Колоритный был человек. И весьма падкий до женского пола… Впрочем, речь сейчас не о том.
В аппарате Титаренко именно Шульгин отвечал за градостроительные вопросы. При нем контакт с архитектурными и проектировочными организациями был налажен идеальный. Вышедший из этой среды, он считал архитекторов элитой технической интеллигенции и всячески им покровительствовал, создав под своей эгидой что-то вроде «ближнего круга» из бывших коллег и соратников. Одним из теснейших друзей Шульгина был известный в городе архитектор Георгий Навроцкий, вместе с которым они придумали и «пробили» создание «Донецкпроекта» – научно-исследовательского института, сосредоточенного только на планировании застройки города.
О Шульгине говорят как о человеке, сочетавшем в себе скромность работяги с партийной жесткостью и практической хитринкой. Последнее качество характеризует замечательная история, рассказанная мне одним донецким архитектором. В 1967 году было принято решение поставить на центральной площади памятник Ленину. Приезжали столичные академики, рисовали эскизы. Потом привезли на постаменте в натуральную величину вырезанную из фанеры фигуру вождя. Киевские гости вместе с Шульгиным стали таскать этот щит, прикидывая, где его лучше поставить. Мнения высоких договаривающихся сторон разошлись. Дело шло к вечеру, и донецкий партийный лидер предложил завершить операцию на следующий день, а предстоявший вечер посвятить дружескому застолью. Угощать он умел: через пару часов гости были обесточены напрочь. И тогда Шульгин со своим водителем вернулся на площадь и перетащил макет туда, куда ему хотелось. Утром гости проснулись с больной головой, вернулись к макету и в недоумении увидели, что стоит он вроде не так, как они вчера решили. Шульгин с самым невинным видом принялся доказывать, что никто тут ничего не трогал с вечера – вон, и милиция бдит, несет охрану…
В общем, чтоб вы знали, памятник Ленину в Донецке стоит именно так, как решил донецкий руководитель, а не какие-то там киевские «важняки».
Улица Шульгина
В общем, след в истории и на «лице» города Николай Павлович оставил заметный. А имя его никак в местной топонимике не отражено. Его коллега и современник Миронов увековечен в памятной табличке на здании горисполкома. Его босс и недруг Дегтярев имеет даже свой вполне заслуженный памятник. А вот Шульгин – нет. Полностью отсутствует…
Это, конечно, несправедливо. Время от времени оставшиеся в живых соратники Шульгина пытаются будировать вопрос увековечивания его памяти через компетентные организации. Но никому нет до Шульгина особого дела.
Размышляя о том, каким бы образом восстановить историческую справедливость, невольно обращаешься к району, где находился дом Николая Павловича. Это квартал частной застройки напротив ресторана «Юбилейный» – там Шульгин соорудил своей семье симпатичное зданьице, кажется, еще в 50-х. За это, кстати, регулярно получал порцию критики от разного рода «старых большевиков», упрекавших секретаря на партийных конференциях, что тот погряз в частной собственности. Потом с этим домом были связаны семейные неурядицы, о которых не станем распространяться, дабы не тревожить память Шульгина и покой его ныне здравствующих родственников.
Суть идеи с восстановлением справедливости – в следующем. Квартал, где располагался дом секретаря, имеет внутреннюю улочку, параллельную улицам Розы Люксембург и Щорса. Называется она Отечественной. И думается мне – насколько убудет нашего патриотизма, если хотя бы ей присвоить имя Шульгина?
Евгений Ясенов