Согласно легенде, популярной в Петровском районе, улица Петровского должна была стать самой длинной улицей города. Все к тому вроде как и шло, не случись у первого секретаря Кировского райкома партии острого приступа мании величия. Он решил, что самая длинная улица города должна находиться исключительно в его владениях. Чтобы обеспечить этот план, перед Лидиевским переездом организовали ничем не предусмотренный изгиб улицы Кирова. В результате, ее общая длина достигла 19,6 километров. А улица Петровского оказалась на 400 метров короче…
Она начинается на границе города с Марьинкой. Она помогает Трудовскому и Петровке ощущать себя микрорайонами, а не выселками. Она проходит по «водоразделу» Рутченково, Текстильщика и Мандрыкино. На последнем издыхании улица Петровского вонзается в центр враждебного Кировского района и тихо умирает на площади Свободы…
Впрочем, если следовать нумерации домов, все как раз наоборот: тихо рождаясь на площади Свободы, улица Петровского умирает, вонзившись в Марьинку. Это просто мы с дочерью Мариной (лучшей попутчицей всех времен и народов) пошли в обратном направлении. Так сложилось.
Мост
Покорить улицу Петровского в один световой день – задача не такая уж фантастическая. Капитан Роберт Скотт даже в невыносимых антарктических условиях проходил за сутки больше. Но если прогулка превращается в исследование, то лучше эти 19,2 километра разбить на два этапа. Первый был описан в главе «Египетские дали». Второй мы начали там, где окончили первый.
Громадная посадка, загораживающая Петровке остальное человечество, смотрится довольно хмуро. Но местные жители, если их попросить по-доброму, покажут потайные тропы, проведут на заветные полянки и даже самогон предложат. Мои знакомые с Текстильщика рассказывали об этой посадке всякие ужасы. Но, когда перед тобой с улыбкой раздвигают грозные заросли, они кажутся гостеприимными, как родной подъезд. Между тем, в них скрыто много всякого. Одно из самых жутких убийств 80-х было совершено на какой-то из этих безобидных полян. Двух девушек не просто изнасиловали и убили, но еще и расчленили, а части тела развесили по деревьям, пометив стволы какими-то непонятными знаками. Петровское вуду, короче говоря… Суровые местные мужики, увидев это, чуть в обморок не падали. Если честно, не знаю, нашли ли убийц…
Попрощавшись с местными проводниками (дядя Вася и примкнувший к нему Евгеньич), поднимаемся на мост, соединяющий Петровку с Текстильщиком. Смотрим налево – видим одноэтажный поселок шахты 29. Когда-то она относилась к Рутченковскому руднику, сейчас ни к чему не относится по причине отсутствия признаков своего существования. С моста каждый может немножко понаблюдать за бытом аборигенов. Живут люди достойно. За еврозаборами – ухоженные участки, ровные грядки, плодоносящие деревья, фигурная плитка. Жить стало если и не лучше, то проще: достать нужный стройматериал при наличии денег – элементарно, как чихнуть.
Мы стоим на мосту, провожая взглядом товарняк, уходящий в сторону Рутченково. Отсюда кажется, что станция – вот она, руку протянуть. На самом деле – попробуй дойди. Вспоминаю историю, рассказанную в далекие советские времена моим дедом Михаилом Васильевичем. В их бригаде стволовых на ветковской шахте №8 работал человек, который однажды попал в гости на Петровку. А надо сказать, что в 70-е годы выбраться отсюда в центр – это была задача, сравнимая с выводом на орбиту малого спутника. И, поскольку товарищ находился в легком подпитии, переоценил свои силы. Решил, что легко дойдет пешком до Рутченково. Дело было зимой… В общем, на одного человека в бригаде стволовых стало меньше. Замерз бедолага в снегах.
Какая-то бабушка с двумя сумками деловито переползает через железнодорожное полотно в сторону Текстильщика. Идет на рынок.
Рынок
Трудно сказать, где отоваривались бабушки с поселка шахты 29 до того, как Текстильщик стал центром мировой торговли. Строился этот микрорайон как полуспальный: частично – для работников хлопчатобумажного комбината, частично – для рутченковского пролетариата, частично – для разных прочих. Но в середине 90-х суть Текстильщика решительно изменилась. На сегодня, это одна из самых мощных торговых территорий Донецка. Настолько интересная в своей специфике, что сюда впору экскурсии возить.
Невероятная транспортная «движуха»: машины, трамваи, автобусы, велосипеды делают пешехода существом глубоко низшим. Среди этого половодья гордо проплывает автобус 42-го маршрута: в прошлом – чуть ли не безальтернативный вариант связи с Большой Землей. Увернувшись от него, мимо нас прошмыгивает цыганка средних лет с ковром под мышкой, швыряет ковер на траву и начинает яростно выбивать его здесь же, у ограды рынка «Сокол», не обращая никакого внимания на дребезжащие под самым ухом трамваи. Над входом в рынок – табличка, осуществляющая связь времен. С доброй советской поры она предупреждает: «Осторожно – трамвай». Толпа течет под ней, бездумно скользя по предостерегающей надписи. Трамвай здесь – дело привычное, как для готтентота – гремучая змея. Чего их бояться, если вырос рядом с ними?
Со стороны Мандрыкино на Рутченково скользит зеленый вагон 16-го маршрута. Среди молодежи Текстильщика он известен под кодовым названием «Лотерея»: никогда не угадаешь, идет он до конечной остановки («Улица Кирова») или только до станции Рутченково. Никаких предупреждающих табличек на 16-м трамвае не бывает. В свое время даже придумали по этому поводу «русскую рулетку»: завидев приближающийся вагон, заключали пари. Тот, кто угадывал конечный пункт, вез компанию за свои деньги.
Рынок напоминает реку Кальмиус в среднем течении: плавный поток с неожиданными водоворотами там и сям. Один из них образуется вокруг безногого старичка, угнездившегося на фоне вывески «Домашняя кухня». Очень назидательная картина, надо сказать. У таких старичков (которые есть везде) можно узнать всю правду о донецком базарном мире. А еще ее можно узнать, конечно же, у кавказцев. На Текстильщике их полно: вот – кафе «Элькин» (блюда экзотической кухни), а вон – целое отделение «Конгресса азербайджанцев». Говорят, в ближних к улице Петровского домах кавказцы повыкупали целые этажи. Чтобы удобнее, понимаешь, было работать.
Во дворах этих многоэтажек тихо. Там кончается рынок и начинается другой мир.
Храм
Граница торгового мира и начало обычной жизни совпало с опознавательным знаком ПТУ 22. Само заведение находится в глубине квартала, но указатель с его координатами вынесен на улицу Петровского. С недавних пор ПТУ соседствует с Кировской налоговой инспекцией. Это символично: как мне рассказывали, выпускники ПТУ, не сумевшие или не захотевшие пристроиться по специальности, часто пытаются сколотить капиталец в торговых структурах Текстильщика (за которыми, конечно, нужен налоговый глаз да глаз). А вообще, профиль у ПТУ – вполне мирный, строительный.
Когда идешь вдоль улицы Петровского, почему-то кажется, что при распределении зелени Текстильщик был ею жестоко обделен. Но это впечатление испаряется, как кока-кола на ярком солнце, если свернуть с улицы Петровского чуть в сторону. Да хотя бы в направлении все того же ПТУ. Да хотя бы в любой дворик – за скучными стенами многоэтажных коробок скрывается совсем другая, куда более тенистая жизнь. Потом, с другим уже настроением, возвращаешься на улицу Петровского – и видишь, сколько зелени высажено на всем ее протяжении. Почему раскидистые кроны не бросались в глаза сразу? Тут действует какой-то психологический фокус. Гости города неоднократно рассказывали о похожих ощущениях. Бродя по Донецку самостоятельно, они не видели в нем ничего симпатичного. Как только присоединялся знающий поводырь, сразу вылезала на поверхность масса всяких прелестей. Такой вот синдром. Суть в том, что Донецк – не из тех городов, которые настырно тычут вам в глаза своими бонусами. Это город скромный. Но и вполне самодостаточный. Если весь мир и дальше будет считать, что здесь нечего смотреть, Донецк спокойно это переживет. Ему на это плевать…
На обочине мы с Мариной видим корпус старого телевизора. Похоже, на Текстильщике утвердилась старинная итальянская традиция – выбрасывать из окон бытовую технику. А это значит, что благосостояние народа Текстильщика неуклонно растет. А может (мелькает в голове безумная мысль), это так приносят мирское в жертву жители кварталов, примыкающих к Свято-Георгиевскому храму?
Вон он – голубоватый, легкий, воздушный. Он казался бы слишком невесомым, не уравновешивай его светлость черные купола с золотыми прожилками. Территория вокруг храма блещет чистотой. Но территория эта невелика. Рядом с ней – выбитый асфальт, продавленная в нескольких местах старая ограда, грубая архитектурная коробка без окон, без дверей, но с вывеской «Мясной павильон». Последний раз мясом здесь торговали, пожалуй, еще при Леониде Макаровиче Кравчуке. На площади перед храмом пожилая пара спокойно выгуливает собак, ведя разговор – судя по интонациям, не вполне духовный.
А сзади, за храмом, в сторону границы города – кладбище. А еще дальше – огороды, позволявшие выжить микрорайону в суровые 90-е годы. Они и сейчас удерживают кое-кого на плаву – все-таки далеко не каждому сытно от одного только соседства рынков.
Этот микрорайон начинается с религии. И заканчивается ею. Возле моста мы видели «Христианский духовный-благотворительный центр», а сейчас стоим перед Свято-Георгиевским храмом. Эволюция, которая в Донецке часто имеет обратный вектор…
Поселок машзавода
Бросив последний (слегка просветленный) взгляд на храм, мы с Мариной движемся дальше – к началу начал, к нулевой отметке улицы Петровского. Прямо по нашему курсу – Рутченковский машзавод со своим поселком, настолько простым, насколько может быть простым донецкий поселок, лишенный специального внимания. От улицы Петровского в обе стороны отходят незаасфальтированные проспектики со своей тихой жизнью: детские коляски, голосистые подростки, деловитые щетинистые джентльмены. Этот поселок «завис» между мирами, между Текстильщиком и центром Кировского района. Здесь мало что происходит такого, о чем можно прочесть в прессе или обсудить с собратьями по офису.
Начало поселка отмечает памятник «Вечная слава героям, погибшим в боях за советскую родину!». Он так же прост, как и сам поселок машзавода. Простота здесь вообще – залог здоровья. Если и есть нечто вычурное, то оно почти исключительно содержится в топонимике, рожденной советскими кабинетчиками. Вот, например, улица Натуралистов. Как бы издеваясь над смыслом этого слова, она уходит в сторону машзавода и коксохима. Если интересно, какой там натурализм, можете прогуляться.
Возле одного дома, похожего на имбирный замок, два взаимоисключающих плаката: «Сахар» со стрелкой направо, и «Сахар опт» – со стрелкой налево, навстречу первой. В итоге, две стрелки взаимно обнуляются, и возникает впечатление, что сахара нет в принципе. Но, конечно, это не так. Наоборот: обилие стрелок следует понимать так, что сахара – хоть завались, в любых объемах. Такая рекламная логика встречается в Донецке часто – настолько часто, что впору говорить о специфическом донецком рекламном стиле. Да и так ли уж она нам нужна, реклама в принципе? Неоднократно убеждался, что количество продаж в нашем славном городе если от чего и зависит, то не от того, что и где по поводу этих продаж написано. Доброе слово людей и хорошие отношения в донецкой торговле значат гораздо больше каких-то буковок!
На излете поселка видим фирму по производству садовых беседок. Тут же, на тротуаре выставлены образцы продукции, создающие чеховское настроение. Оно быстро рассеивается: чуть поодаль – желтое здание поликлиники с обвалившимися балконами, наоборот, намекает на что-то в духе Тарковского. Рядом, по другой стороне улицы Петровского – админкорпус машзавода. Колонны, отремонтированный фасад, красные цветы. Елки. На ближайшем углу – провалившийся канализационный люк. Чистый Феллини…
Что после этого ожидаешь увидеть? Наверное, что-то в стилистике Никиты Сергеевича Михалкова. Что ожидаешь, то и получаешь. На дереве прибит плакат с загадочной надписью: «Мусор не высыпать! Оплачивает МУПК!» Ответ на вопрос – что такое МУПК – получаем буквально тут же: на белом здании с колоннами, нишами и арками – табличка «Межшкольный учебно-производственный комбинат». Несколько облупленная, хотя и недавно подновленная античность контрастирует с цифрами по фасаду: «1962». Может, это 1962 год до нашей эры? А было ли что-то в этом году? Да нет, ничего такого не было. Где-то заканчивали Стоунхендж, первые латиняне осели в Италии, фараон Аменемхет положил начало XII династии в Египте. А в наших степях еще даже скифами не пахло…
Площадь Свободы
Окончание поселка машзавода сопровождается чарующим вид на коксохимзавод. Летом вид смягчается зеленью. Завод сравнительно недавно довольно тихо умер. В общем, Кировский район вздохнул поглубже.
Мы – на подходе к основному районному очагу природы – Рутченковскому ставку. Над нами и улицей Петровского – билборд с ликом Елены Исинбаевой. Почетную дончанку с днем рождения поздравляет корпорация DNS. На Исинбаеву не поскупились: поздравления ей украсили все уголки родного города. Любопытный феномен эта Елена. Живое доказательство того, что в Донецке стать своим легко – надо только отлично делать то, что здесь уже делают. И все! Происхождение, национальность и состояние не имеют никакого значения.
Да где же ставок? А вот он! Неожиданно выныривает из-за придорожной зелени. Волшебно манит и зовет. Мы хотели обойти его по всему периметру, но хмурые и всезнающие рыбаки сказали, что прохода дальше нет. Сплошные камыши, мол. По нашим наблюдениям, в камышах шло активное движение, но предупреждение было вынесено столь сурово, что устраивать проверку сразу расхотелось. Братание со ставком удалось организовать не хуже и более приятным способом. На восточном берегу даже слепому бросается в глаза кафе на понтонах. Попивая там пиво и поедая мороженое с клубникой, мы смотрели на противоположный берег. И сновали туда-сюда какие-то серые тени в непроходимых камышах…
Площадь Свободы – конечный пункт нашего путешествия. Вот он, исток обиженной улицы Петровского. А вот еще один легендарный пример чиновничьих фантазий – пара львов на крыльце Кировской прокуратуры. Говорят, эти львы появились (а было это еще в 70-х) только потому, что очередной прокурор любил отдыхать в Алупке и хотел, чтобы даже во время работы ему все напоминало о сладостных минутах отпуска. Вот и поставили львов, как в Воронцовском дворце.
На площади Свободы – знаменитый памятник «Борцам за Советскую власть», известный в народе как «Двое ищут третьего». В моем лице третьего они нашли легко. Становлюсь рядом с крепкими парнями, отстоявшими социализм в Юзовке. И внимательно смотрю в их лица. Ничего на этих лицах нет, кроме желания найти, наконец, компанию. И напиться с горя от созерцания украинского бардака…
Евгений ЯСЕНОВ