Луганский областной художественный музей был создан в январе 1920 года.
Судьба этого музея сложилась настолько драматично, что здесь вполне подходит старинное присловье: «Ни в сказке сказать, ни пером описать». И все же описать эту судьбу можно. Но разве что — кистью художника, резцом скульптора. Впрочем, и перо сгодится тоже — перо графика. Вот это будет отвечать сложнейшей тончайшей специфике этого музея. Его удивительной многокрасочности. И в прямом, и в самых различных вариантах переносного смысла слова.
Речь идёт о Луганском областном художественном музее.
Музей был создан в январе 1920 года. Сейчас фонды его насчитывают 8 тысяч экспонатов. Обыденно звучит. Но что стоит за этим? Загадка кроется уже в том, что возраст музея и его коллекции… не совпадают. И разница — отнюдь не маленькая: она исчисляется целыми десятилетиями. Почему так получилось?
На этот и любые другие вопросы, касающиеся жизни музея, исчерпывающие ответы дает его директор заслуженный работник культуры Украины Лидия Михайловна Борщенко.
Выпускница промышленно-экономического техникума Лида Борщенко, получив специальность бухгалтера, немного поработала в областной молодежной газете «Молодогвардієць», а потом однажды, еще в юном возрасте, перешла улицу и попала прямехонько в художественно-производственный комбинат, где открыла для себя, как сама говорит, новый мир, в котором осталась навсегда. Интересная деятельность в комбинате, учеба в Киевском институте культуры, результатом которой стал диплом искусствоведа, преподавание в художественном училище, приглашение в художественный музей в 1982 году — сразу на должность директора.
Шедевры на стене «Кочегарки»
Притчей во языцех уже стало упоминание о том, что наш край в свое время был назван «всесоюзной кочегаркой». Но как не сказать об этом и сейчас? Тогда все пытались разложить по полочкам. Ага, из Донбасса мы получаем уголь, в Донбассе размещаем тяжелую промышленность, значит, там есть только это и ничего другого быть просто не должно. И убедили в правильности подобного подхода всех, включая нас самих. Мы долгое время считали, что искусство — это где-то там, далече, мы же только добываем уголь и варим металл.
Но понятия «нас», «мы», как всегда, далеко не отражают полную картину реальности. Люди искусства непрерывно ткали иллюстрированную историю Луганщины. Это были — и мастера декоративно-прикладного промысла, и профессиональные художники. Постоянно работали с ними, поддерживали их те, кого к этому влекла душа. Ну и — должностные обязанности тоже.
Только-только были изгнаны с берегов Лугани деникинские войска, как осенью 1919 года в город доставили большую партию экспонатов из Москвы и Харькова: картины, мебель, фарфор, бронзу. Это стало основой открывшегося музея живописной культуры, которое состоялось в январе 1920 года.
Музей разместился в особняке члена городской думы Николая Ивановича Стефановича. Музей живописной культуры соседствовал с естественно-географическим музеем.
Музей живописной культуры постоянно пополнялся. По состоянию на 1 января 1924 года луганчане могли там полюбоваться восемью сотнями экспонатов. И какими! Только из Одессы прибыло 160 живописных работ: оригиналы картин Бенуа, Малявина, Лагорио, Маковского. До того они украшали царские и княжеские дворцы. И, понятно, были великолепно оформлены. Некоторые рамы картин сейчас признаны представляющими художественную ценность и значатся отдельными экспонатами музея.
Значительную часть экспонатов составляла современная, так называемая, «новейшая живопись»: работы импрессионистов, кубистов, футуристов.
Были здесь произведения Машкова, Кончаловского, Рождественского, Коненкова, образцы декоративного искусства Китая, Японии, высококачественные копии картин Рубенса, Рембрандта, Мурильо, Корреджо, две Библии и Евангелие середины семнадцатого века, фарфор, мебель.
Все шло хорошо, за четыре года музей посетило 15,5 тысячи человек. Однако первый руководитель музея Софья Ильинична Стефанович вскоре ощутила совершенно непредвиденные трудности. Поступило распоряжение естественно-географический музей преобразовать в социальный. Новые веяния диктовали ломку всего старого, «отжившего». Социальный музей, как предполагалось, должен широко показывать природные богатства, средства производства, предметы труда. Этому уделялось первостепенное значение.
И коллекция музея художественной культуры стала постепенно растворяться в тесных объятиях соседа, пока, по сути, не исчезла вовсе.
Стефанович вовремя поняла, к чему новшества могут привести, забила тревогу. Представила отчет в Главполитпросвет, в котором пыталась убедить его руководство в необходимости сохранения музея живописной культуры. Но на этот отчет была наложена высокомерная бюрократическая резолюция человека, далекого от культуры: «По отчету ничего не видно, как зав. музеем понимает, что то есть социальный музей… Нужно: послать в музей инструкцию, предлагать, после чего прислать план работы по переведению музея в форму социального музея. 4.ХI.1924 г.»
Следующий директор музея, Александр Владимирович Малиношевский, тоже не был согласен с дикой «социализацией» музея. По мнению Лидии Борщенко, благодаря его деятельности музей мог бы превратиться в «маленький Эрмитаж». Малиношевский неустанно пополнял фонды музея новыми произведениями искусства, делая особую ставку на созданные на Луганщине.
Под видом сбора средств для голодающих тогда шло прямое разграбление церквей. Подлинные произведения искусства записывались как лом золота и серебра — на вес. Малиношевский просил и требовал оставлять самые высокохудожественные образцы церковной утвари для музея. Однако они направлялись только в окружной админотдел. А дальше…
А дальше их судьба таяла в дымке неизвестности. Архивы свидетельствуют, что награбленное в церквях ни в коей мере не было использовано для облегчения участи голодающих. Не был найден механизм для продажи ценностей. Зато те же архивы удручают сообщениями о том, что золотишко по пути следования часто прилипало к алчным рукам.
Возмущающийся Малиношевский, по заключению Лидии Борщенко, сам вызывал возмущение со стороны священников, простого верующего люда. Ведь, как ни крути, а и он был причастен к опустошению церквей. И с этим приходилось считаться. Его заменяют.
С приходом в 1927 году на пост директора музея профессора Сергея Александровича Локтюшева активизируется лекционная, экскурсионная, научно-исследовательская работа. Интенсивно ведутся археологические раскопки.
«Луганский» Пикассо, возможно, прижился в Германии
Директор Луганского областного художественного музея Лидия Борщенко говорит:
— Представляют интерес два обстоятельства, связанные с тем временем. Первое. Даже под руководством такого видного ученого как Локтюшев социальный музей по сути таковым не стал. Сама идея его создания была утопией. Второе. Сохранившиеся документы наводят на мысль, что город в двадцатые годы потерял не один музей (живописной культуры), а сразу два. Если бы не пресловутая реорганизация, то в Луганске мог бы быть давно открыт и археологический музей.
Лидия Михайловна представляет и малоизвестные документы. В постановлении Совета Народных Комиссаров УССР от 27 июня 1938 года «О музеях Украины» значится: «…Вследствие вредительской работы банды изобличенных врагов народа в органах Наркомата просвещения УССР, Управления по делам искусств… почти все музеи и памятники культуры находятся в неудовлетворительном состоянии. Музеи, как правило, не имеют четко определенных профилей, экспозиционные материалы между музеями перепутаны».
Что же, обычная практика репрессивных тридцатых годов. Приказ был дан, приказ был исполнен. Оказалось: приказ был дан неправильно. Кто виноват? Ну, конечно же, исполнители! Это, дескать, они затеяли полнейшую неразбериху с идеей создания социальных музеев.
Печальные последствия обнаружения новых «врагов народа» общеизвестны. Но то, что было велено в организации музейной работы все вернуть на круги своя, можно оценить только положительно.
Так же можно отнестись и к принятому в начале 1939 года постановлению СНК УССР о выделении в самостоятельные музеи крупных отделов искусств краеведческих музеев. Это постановление повсеместно принялись немедленно выполнять. Повсеместно. Но, увы, только не в Луганске.
Из-за этого тогда потеряли то, что уже никогда возместить не удастся.
«Смешанные» в музее художественные ценности не были вывезены в тыл перед оккупацией Луганска немцами. Оставленный хранить музейное добро Локтюшев якобы закопал его в районе железнодорожного вокзала.
И тут существуют разные версии. Согласно одной из них, никто ничего не закапывал. Все было выложено зондер-командам Розенберга, специально охотящимся за культурными ценностями, словно на блюдечке. Другие полагают, что все-таки музейная коллекция была на короткое время погребена в земле. Но потом прямым попаданием в заветное место угодила немецкая бомба и все пропало. Железнодорожный вокзал действительно подвергался перед вступлением фашистов в Луганск массированной бомбардировке. Но ведь сам этот факт ничего еще не говорит.
Самое же распространенное мнение: Локтюшев прятал музейную коллекцию, но перед освобождением Луганска сдал ее немцам. Как это было, неизвестно. Но ведь ищейки Розенберга знали, чего хотят, им было понятно, к кому обратиться в первую очередь по этому поводу. Конечно же, к директору музея. Оставленный фактически заложником Локтюшев мог не выдержать допросов.
После того, как немцев выбили из Луганска, Локтюшев из комендатуры привез к себе домой остатки музейного фонда: всего-то ничего — два десятка экспонатов.
Локтюшева арестовали. Он заболел. Его поместили в больницу, где он вскоре и умер. Дело было закрыто, доступ к его материалам — тоже.
К сожалению, о том, что именно утеряно, догадываться трудно. Не сохранились даже каталоги с указанием предвоенных экспонатов музея.
Как-то — уже давненько — в художественный музей пришел запрос из США: искали работу самого Пабло Пикассо. Тогда это вызвало откровенную иронию: ну и дураки же эти американцы, нашли, где искать произведения таких великих художников.
Теперь же, когда тщательно покопались в различных архивах, работники музея поняли, что заокеанские любители живописи отнюдь не пальцем в небо попали. Наверняка был у нас и Пикассо.
Что же еще было? Загадка из загадок. Известно, что ценности поступали. Известен их… вес в фунтах. Но даже элементарного списка экспонатов нет.
Из местных странствий возвратясь
Не мог жить наш областной центр без художественного музея. И вопрос этот постоянно будировался общественностью, самими мастерами искусств. Местные власти на многочисленные обращения отвечали только положительно. А как еще они могли ответить? А когда доходило до конкретных шагов, то ноги чиновников словно прилипали к кабинетному паркету.
После соответствующего постановления облисполкома прошло целых семь лет, прежде чем в 1951 году был открыт художественный музей.
Все эти семь лет он вел кочевую жизнь.
Рассказывает Лидия Борщенко:
— Первоначально музей размещался в ДК имени Ленина. Посещаемость тесноватого зала была огромная. После всего трагического, что довелось пережить людям, они тянулись к искусству как к символу возрождения мира. Затем музейные фонды переправили в ДК имени Пархоменко. Но здесь можно было только хранить, а не экспонировать произведения. В то же время одно за другим принимаются постановления и решения о выделении помещений для художественного музея. Например, постановление облисполкома от 23 июля 1946 года о включении музея в список действующих учреждений искусств области и выделении ему пяти комнат бывшего ТЮЗа, решение горисполкома о предоставлении музею помещения по улице Почтовая, 17 — тремя годами позже. Написанное в важных бумагах попросту не выполнялось. Причины всегда находились.
Иногда эти причины выглядели просто кощунственными по отношению к искусству. В архивах есть сообщение луганских художников Фильберта и Костенко о том, что обещанное музею освобожденное помещение художественного училища было передано под частную квартиру директору кондитерской фабрики.
Пользующаяся широким интересом среди луганчан выставка «Возрождение освобожденного Донбасса» зачастую оставалась для них практически недоступной. А ведь эта выставка была передана Луганску Советом Министров СССР как основа будущей музейной коллекции.
Наконец многочисленные жалобы почитателей искусства, художников, бесконечное бродяжничество выставки настолько надоели местным властям, что они пошли на беспрецедентный шаг.
В чем же он заключался? Вы, наверное, подумали, что музею предоставили лучший из домов Луганска? Вовсе нет! В очередной раз не дали ничего. А чтобы и впредь не было повадно выстаивать очереди в приемных и писать письма в Киев, отфутболили саму выставку согласно обратному адресу. То есть подарившему ее Совмину!
Так и хочется воскликнуть: хватило же наглости! Но было именно так. 2 марта 1949 года председатель Луганского облисполкома обратился с письмом в Совет Министров УССР с предложением возвратить экспонаты, переданные Луганскому художественному музею.
Прочитав сию петицию луганских «отказников», заместитель председателя Совмина УССР поэт-академик Микола Бажан наверняка в сердцах грохнул кулаком по столу. Он взял дело под личный контроль. В архивах сохранились его многочисленные письма и телеграммы, из которых следует: создание художественного музея в Луганске он считает делом первостепенной важности.
Хотя даже и после этого первому послевоенному директору музея Павлу Григорьевичу Карпову снова пришлось столкнуться с чиновничьим вариантом всенародно любимой игры, то есть с отфутболиванием. Но музейные странствия заканчивались. Областной художественный обрел постоянную прописку по улице Почтовой, 3 и 14 февраля 1951 года принял первых посетителей.
В 1955 году музей закрыли на капитальный ремонт, который длился почти десять лет.
За этим — опять торжественное открытие музея. Очень торжественное, подчеркнем, ведь так долго его дверь была намертво захлопнута для любителей искусства.
Впрочем, директор музея Василий Никитович Колосов мог по этому поводу выразиться словами народной поговорки: нет худа без добра. Торжественное открытие — это ведь праздник. А на праздник что бывает? Подарки, конечно. Два открытия — две серии подарков. В этом смысле музею откровенно повезло: он получил уникальные экспонаты из Москвы, Ленинграда. И сейчас может порадовать посетителей богатой коллекцией западноевропейского искусства.
Цепь случайных неслучайностей
Когда Лидия Борщенко поступила на работу в художественно-производственный комбинат, жизнь там кипела вовсю. Художники были завалены многочисленными заказами, читали лекции в учебных заведениях, спорили до хрипоты о целях и задачах искусства, в чем особенно усердствовал Федор Власович Ковалев. Нередко жаркие дискуссии заканчивались пламенными призывами к молодежи Таточки (так в художественной среде любовно называли известного скульптора Василия Харлампиевича Федченко): «Комсомолия, на коня!»
Лидия увлеченно работала, училась в институте культуры. Много ей принесли два года преподавания истории искусств в художественном училище.
А потом последовал неожиданный звонок из обкома партии: «Вас будут представлять директором областного художественного музея». Отказываться от предложений такого органа было не положено. Да и хотелось ли?
Здание было в свое время под маркой реконструкции фактически построено заново. Но это «свое время» давно прошло. И храм муз снова нуждался в кардинальном обновлении.
Лидия Михайловна вспоминает:
— Музей был в ужасном состоянии. Отопление практически не работало, мерзли и мы, и экспонаты, на которые резкие перепады температуры порой оказывают губительное действие. На стенах — плесень. И тут последовал ряд случайных неслучайных встреч с различными людьми. Тогдашний заведующий городским коммунальным хозяйством увлекался творчеством Пушкина. Заходит он однажды ко мне и сообщает, что побывал в Москве в Музее изоб разительных искусств имени Пушкина и договорился об организации выставки этого знаменитого музея (второго в стране после Эрмитажа) в Луганске. Съездила и я в столицу. Были у нас и выставка гравюр Пушкинского, и цикл лекций, на которые билеты спрашивали на улицах, — настолько популярными они оказались. Ну а пушкинист-коммунальщик помог нам благоустроить территорию музея, высадить елки, тую. Благодаря этой выставке удалось договориться и о следующей — «Космос на службе мира». На ней были представлены работы известного художника-фантаста Андрея Соколова. Кстати, я побывала в мастерской Соколова, которую он разделяет с тоже прекрасно рисующим на космические темы летчиком-космонавтом Алексеем Леоновым. Поразило там вот что. Над камином висела иконка. Это сейчас подобное кажется обычным. А тогда! Люди такого масштаба и… Это сыграло важную роль в том, что я со временем стала православным человеком. Перед приездом Соколова в Луганск разнеслась весть, что с ним прибудет и Леонов. Заведующий отделом культуры обкома партии Андрей Моисеевич Черняков в связи с этим мне сказал: «Будет или нет в Луганске Леонов, но завод имени Ленина должен провести отопление в музей. А мы за это обещаем там организовать встречу с космонавтом». Вот так «выставочным» путем мы обеспечили нормальный микроклимат в музее.
Соколову очень понравился художественный музей в Луганске. И он выразил мнение, что директор музея такого уровня обязательно должен побывать на семинаре, который вскоре проведет Академия художеств в Москве.
— Общение в столице с самыми видными деятелями искусств, руководителями крупнейших музеев в стране поспособствовало тому, что я вышла на новый этап понимания музея как такового, его задач, — подытоживает Лидия Михайловна. — Вспомнили мы и о Пикассо, разыскиваемом у нас американцами. Сама жизнь подсказывала: нужно заниматься вопросами реституции, то есть возврата вывезенных художественных ценностей. Вскоре появилась возможность поближе познакомиться с неизвестной ранее сферой. Побывала я на семинаре — как раз по реституции — в Германии. В кулуарах семинара ко мне подошел директор института Восточной Европы из Бремена, уточнил, из Луганска ли я, а затем спросил: «В каких архивах вы работали?» Мне было стыдно от того, что в этом похвастаться ничем особенным не могу. Но это стало отправной точкой для работы в новом направлении. Я взяла отпуск и поехала в киевские архивы. Так и привыкла к подобному провождению отпусков: последовали архивы Харькова, Донецка, Днепропетровска. Чрезвычайно много нового узнала для себя. И все время задаюсь теперь вопросом: что хотел узнать от меня тот бременский немец? Может, ему что-то известно об увезенной из Луганска коллекции художественных ценностей? Над этим еще предстоит поработать.
Свой уникальный путь
Мы говорим «художественный музей» — подразумеваем художников, мы говорим «художники» — подразумеваем художественный музей. Одно без другого не может быть по самым естественным причинам. И проблемы у них возникают тоже одновременно.
В самые кризисные 90-е годы безденежье сковало руки и музею, и тем, кто способен пополнять его фонды. Вроде бы в Киеве и дали некоторые послабления, возможности для маневра. Например, разрешили не возить картины луганских художников в столицу на оценочную комиссию, чтобы потом эти же картины в Луганске и купить. Право создавать оценочные комиссии получил сам музей. Но что из того, если бюджетная поддержка иссякла? Куда там до покупок, если милиция грозит, что уберет охрану музея, если он не будет вовремя расплачиваться. Подобные прецеденты случались в других городах, но наши власти находили компромиссы. Охрана музея ни разу не снималась.
Как выживать в данной ситуации? Был найден свой путь, как считает Лидия Борщенко, он — совершенно уникальный, не имеющий аналогов. Согласовали свои действия с юристами и открыли «Лавку художника». Первыми дали ей свои работы известные мастера кисти Александр Александрович Фильберт, Моисей Львович Вольштейн, другие художники. Здесь стали собираться товарищи по творческому цеху, обсуждать свои дела. Появляющиеся деньги направляли на самые острые общие нужды.
Хорошее быстро заканчивается. К счастью, не обязательно плохим. Хорошее может трансформироваться в еще лучшее. «Лавка» стала неплательщицей НДС и приказала долго жить. Ее функционально заменил внемузейный подвижной фонд, в котором накапливались средства для организации передвижных выставок и на случай различных ЧП, которые могут случиться с художниками.
Можно назвать много имен тех, кто тогда занимался всеми организационно-художественными делами. Александр Васильевич Махуков, например. В Великую Отечественную служил на Северном Флоте. Уже там сформировался как зрелый мастер. Вернулся домой — конечно же, взялся за кисть. И сейчас он каждодневно трудится в своей небольшой мастерской, сотрудничает с художественным музеем, всячески пропагандирует творчество коллег, в частности, помогая встретиться с ними журналистам.
Непрерывно пополняются фонды музея. Поступают работы даже тех художников, которые ушли из жизни. Не забывают музей их семьи. Самые крупные передачи работ получил музей от семей Вольштейна, Фильберта, народного художника Украины скульптора Ивана Михайловича Чумака, Юрия Геннадиевича Хаджинова.
Огромное количество акварелей подарил старейший художник области Иван Кондратьевич Губский. Бывший фронтовик и сейчас каждое утро встречает в мастерской и об отдыхе знает только понаслышке.
Художественный музей в Луганске, вроде бы, и не маленький, но уж больно быстро становится полным-полна его коробушка. Хочешь размаха? Пожалуйста. Музей имеет свой филиал — художественную галерею: на ее просторных площадях можно разместить сразу несколько самых крупных выставок.
Методом проб и ошибок… Впрочем, только проб было много, а ошибок — разве что раз-два и обчелся. Попав в рыночные условия, художники — люди отнюдь не рыночного склада — все же сумели адаптироваться и снова заработать с полной самоотдачей. То же самое можно сказать и о музее, который был и остается с ними вместе.
Без наших ни одно дело не святится
Лидия Михайловна Борщенко по праву гордится тем, что материалы по Луганскому областному музею прочно введены в научный обиход. Этот скромно звучащий термин означает, что наших музейщиков стали просто таки в обязательном порядке приглашать на самые важные всеукраинские и международные мероприятия по музейному делу. Без них отныне, как говорится, ни одно дело не святится.
В прошлом году художественный музей поучаствовал во всеукраинском фестивале и стал лауреатом, получив диплом и приз — телевизор. После победы на Всеукраинском конкурсе музейных работников Лидия Борщенко стала стипендиатом фонда «Украина-3000».
Лидия Михайловна — инициатор создания комплексной научно-просветительской и научно-исследовательской программы «Художественные коллекции Луганщины — составная часть национально-культурного наследия Украины 2006-2010». К реализации программы привлечены музеи в городах и районах.
Проведены выставки произведений луганских мастеров в Софие Киевской, в Государственном музее народной архитектуры и быта НАН Украины, налажены прочные связи со Львовским национальным музеем…
А какой поистине международный резонанс вызвали исследования о работе молодого Ильи Репина в селе Сиротино Троицкого района! Будущий классик расписывал там церковь. Был беден. Чтобы его накормили обедом, рисовал для хозяев небольшие образки, иконки. Их осталось бесчисленное множество в окрестных селах. Но обладатели маленьких шедевров даже не подозревают об авторстве Репина.
Установлено, что на Луганщине существует своя школа иконописи, декоративно-прикладного искусства.
Можно еще много важного назвать, что сделано музеем. Но всегда получится, что чего-то не договорил. Ведь там буквально ежедневно рождается интереснейшая новинка.
Анатолий Кобельнюк, «Ракурс+»