На Азотном два пруда. Тот, в котором обнаружили танк – Большой. По другую сторону улицы 60-летия СССР – Сливной. Мой спутник Игорь Галкин, киновед и слесарь шестого разряда, рассказывает о научном эксперименте времен его любознательной молодости: он погружал в Сливной ставок ветку и оставлял на несколько дней. А потом возвращался и извлекал ветку из того, что аборигены привыкли считать водой. К своему удовлетворению, юный натуралист видел, что на ней успели нарасти кристаллы. Самое трогательное, что в те годы из Сливного вовсю тягали карпиков и употребляли их в пищу местные рыбаки. Этот народ простыми нитратами не возьмешь.
Детище империализма
Поселок Азотный образовался вслед за основанием химического завода. Это было первое в Российской империи производство по синтезу азотосодержащих веществ. Шел 1914 год, страна, вступившая в войну недоподготовленной, нуждалась во взрывчатке, изготовление которой требовало развитой химической промышленности. Еще бы лет пять мирной жизни – и Россия получила бы ее эволюционным путем. А так – пришлось устраивать аврал в донецких степях. Во главе проекта стоял самоотверженный человек – химик-технолог Иван Андреев. Дело, казавшееся невероятным, было завершено 4 февраля 1917 года – азотный завод заработал на полную мощность. А вокруг уже стояли маленькие домики, в которых разместили работников предприятия.
Так появился поселок Азотный.
Сейчас от того, изначального жилья мало что осталось. В центре поселка, возле рынка и больницы номер 23 – желтые двухэтажные бунгало: из окон сквозит непростыми 30-ми годами. Война обошлась с Азотным сурово, но кое-что все-таки оставила «на развод». Самое примечательное – Дворец культуры: полуобвалившиеся полубашни, ржавые лестницы, на крыше – будочка, из которой, рассказывают, немецкий снайпер отщелкивал приближавшегося противника. По легенде, какой-то боец умудрился снять фрица одним метким выстрелом. Выиграл сто грамм и уважение полка.
Больница 23 выглядит, как цыганское общежитие после набега кипчаков. Но внешний вид – это что… Один из приятелей Галкина встречает нас в своей квартире, сидя на инвалидной коляске. Ногу ему оттяпали много лет назад после того, как коновалы из больницы 23 пытались вылечить фурункул. В результате, образовался ужасный нарыв, перешедший в гангрену. Ампутацию исполняли не на Азотном – на соседнем Октябрьском, в больнице 21, в одном из лучших хирургических отделений города. Вот и говорите после этого, что нет разницы, на каком из донецких поселков жить…
Насчет азотовской больницы тоже имеется своя легенда. Говорят, что, если желающий сделать флюрограмму зайдет с парадного входа, то заплатит, сколько положено. А если с заднего крыльца – то обслужат бесплатно. Сам я попробовать не решился, а Галкин был не в настроении экспериментировать. Да и вообще, его любознательность подувяла после истории с кристаллами в Сливном пруду.
Бойцовский мир
Обстановка в квартире галкинского приятеля Матвеича – скромна даже по азотовским меркам. В глазах этого человека, тем не менее – спокойное достоинство. Лет ему уже немало, повидал он здесь всякого. Его боевой путь начинался еще в 60-е годы. То было время расцвета драк класса «район – район». Главным противником Азотного считалась «десятка» – поселок шахты 10-бис, позже – «Панфиловской». Люди там, по словам Матвеича, жили дикие, пускали в ход весь арсенал холодного оружия, доходило даже до автоматов. Сейчас «десятка» – в полумертвом состоянии, шахту «Панфиловскую» прикрыли за бесперспективностью, соседние поселки давно перестали конкурировать в рукопашной удали.
Бойцовские традиции испарились к концу 80-х. Последние драки были в центре – объединившись со Смолянкой и Горняком, азотовские били непобедимую Александровку, выступавшую в союзе со «спортачами» (бригадой из училища олимпийского резерва). Галкин вносит свою лепту в мемуары Матвеича – вспоминает дикую схватку в «клетке» (так называли танцплощадку в парке Щербакова) и смешную попытку милиции накрыть одним махом весь цвет азотовского воинства. С одним из бойцов случилось происшествие, как нельзя лучше характеризующее поселковый психотип.
Драке предшествовали танцы. На них юный азотовец (назовем его Витек, что наверняка не слишком далеко от истины) пришел с новыми кроссовками. Чтобы зря не портить новую, баснословно дорогую вещь (кроссовки были настоящие, «фирменные»), он танцевал в старой, изношенной обуви. Кроссовки болтались у него на плече, связанные шнурками. Когда начался «шухер», Витек смог прорваться сквозь милицейскую цепь и устремился в направлении родных мест. За ним ринулся какой-то добросовестный страж порядка. Витек поднажал – страж не отстает. Тут перед Витьком возник знаменитый террикон у стадиона «Шахтер». Не долго думая, молодой пассионарий начал карабкаться по склону. Обернувшись, обомлел – цепкий «мент» продолжал преследование! Проделав уже две трети пути к вершине, Витек вдруг почувствовал, что кроссовки соскальзывают с плеча – и уползают вниз, безвозвратно теряясь во мраке. Отчаянно следя за уменьшающимся белым пятном, Витек бросился за ним. Представьте себе изумление милиционера, когда он увидел, как по склону навстречу ему галопирует преследуемый объект! На глазах оторопевшего правоохранителя Витек догнал кроссовки, забросил их себе на плечо и… вновь принялся карабкаться по склону! Промелькнув мимо милиционера, застывшего в позе жены Лота, Витек вернулся в прежнюю позицию и могучим рывком взял вершину. Физически милиционер был готов продолжать гонку – но психологически он проиграл вчистую. И, обматерив для порядка подростковую гопоту, побрел к своим…
Сейчас героические азотовские люди влачат жалкое существование. Два структурообразующих предприятия – завод химреактивов и шахта «Куйбышевская» – закрылись. Азотовцы ведут себя так, как вели бы пингвины, если бы растаяли льды Антарктиды – беспомощно скользят по голым прибрежным скалам и пытаются устроиться в мире, о котором им ничего не известно…
Малиновый звон
Осколки прежнего азотовского мира можно обнаружить где угодно. Вот, например, любопытнейшее из культовых учреждений Донецка – Храм Трех Святителей. Устроен в бывшем детсаду. Точнее – в одном из крыльев бывшего детсада. В другом – бесприютная пустота и забвение в виде выбитых окон. На втором этаже церкви дает уроки живописи местный талант Вячеслав. Его пустил сюда настоятель, отец Александр. В 80-е годы Славик был одним из первых рокеров Азотного – лидер группы «Церковное вино», композитор, гитарист… Он и сейчас произносит слово «Блэкмор» с особенным придыханием. В свое время Азотный гордо нес славу одного из рок-центров города, а Донецк на музыкальной карте Большой Страны значился жирной точкой.
Мы с Галкиным проходим пару кварталов. Мы – возле рыбного магазина, где никогда не продавали рыбу (тайну названия лучше и не пытаться разгадать). В этот момент начинает звонить церковный колокол. По утверждению местных жителей, он сделан из газовых баллонов. Звон, тем не менее, вполне православный – раскатистый, полновесный, солидный. Благостные звуки плывут над Азотным, слегка подкрашивая неприглядность пейзажа. Из-за заборов высокомерно поглядывают иеговисты – они свили здесь себе уютное гнездо, обросли огородами, их православным звоном не возьмешь.
Колокольное пение заставляет задрать голову и посмотреть в небо. Оно над Азотным такое же, как и над остальным городом – пронзительно-голубое, с пышными, чувственными облаками. Террикон, опутанный зеленью (в 70-е годы в его кратере развлекались местные «голубые») . Поселковый парк (раньше в центре стоял каменный Пушкин, в оттопыренную правую руку которого еженощно вкладывали папиросу). Посадка, где мы с растроганным Галкиным слушали кукушку (раньше тут стояла легендарная пивная будка).
Миф о беспросветности донецких поселков разбивается сам собой, когда начинаешь смотреть на них непредвзято. Сразу подмечаются оптимистические детали. Цветы, джипы, бильярдный клуб «Карамболь». Парк, из которого исторгли Александра Сергеевича, решительно меняет лицо. Неслыханное дело – Азотовский парк реставрируют!
На выезде из поселка – табличка с надписью «Спасибо за чистые обочины!» Азотный заботится о своей репутации.
Тихое место
Азотовские надписи – предмет отдельного психолингвистического исследования. На одном из домов – коряво: «Стой! Опасная зона!» Это они так о всем поселке, не иначе. Через квартал – совсем другое: «Холодно на улице. Холодно». Блок, чистый Блок! На стене школьной мастерской – душераздирающее «Аурика, я тебя люблю!» Многие здесь знают эту Аурику…
На стене дома, в котором живет мой спутник, выложено керамической мелочью: «1973». Год постройки. Это пофантазировал отец Галкина, строивший дом. С тех пор прошла бездна времени. Азотный не сдается. На углу больницы 23 – два объявления: рекламируются стоматологические и дерматовенерологические услуги. Это говорит о том, что на поселке продолжается разносторонняя и полноценная жизнь.
На Азотном селятся по разным причинам. Одна из существенных – «здесь тихо». Эта причина работает давно. Центр – в стороне, милиция не особо заглубляется в сплетения азотовских улиц. Мне показывают кафе, в котором вместе с товарищами по бизнесу любил решать вопросы знаменитый боксер Александр Ягубкин. Почему здесь? «Потому что тихо». Из одного двора выкатывают породистую «субару» с полным «фаршем». В основательном доме живет сын директора шахты. Почему здесь? Что, не могли найти место ближе к городу? «Так тихо же!»
В субботний день над Азотным – полное спокойствие. Где все эти люди? Иду по Сомова – одной из гвоздевых улиц поселка (есть еще улица Ломова и улица Умова). Передо мной останавливается маршрутка номер 16, из нее выплывает эффектная дамочка в гламурном розовом платье. На руках – полуметровый макияж, на голове – прическа, в сложной простоте которой зашифрованы деньги, способные на месяц осчастливить среднего азотовского жителя. Дамочка скрывается в подъезде девятиэтажки. Ей вслед с невыразимой смесью тоски и презрения смотрит обшарпанный мужичок в ковбойской рубахе, которая помнит еще Уайета Эрпа. Да, как говорится в том анекдоте – «о поцелуе не может быть и речи»…
Евгений ЯСЕНОВ